Ночной поезд. Эмили Барр

маму в обе щеки, обменялся рукопожатием с папой и поставил стул между мной и мамой. Она посмотрела на него с легкой улыбкой и, подхватив шарик из теста, начала разрывать его на крошечные кусочки. Папа заново наполнил все бокалы. В зале стоял гул голосов дружелюбно болтающих за столиками людей.

      – Итак, как поживает семья Уилберфорс? – спросил Леон, обводя нас взглядом.

      – Прекрасно, – быстро ответила Оливия, что для нее необычно. Она отставила свой бокал, и в этот момент я заметила, что он остался полным. – На самом деле есть кое-какие новости.

      Я закрыла глаза. Уже по ее тону я поняла: то, что она скажет, мне не понравится. Через секунду она начнет рассказывать всем, почему я такой ужасный квартиросъемщик. Я буду вынуждена защищаться, и начнется побоище.

      Она заметила мою реакцию.

      – Лара, у тебя закрыты глаза. Я не собираюсь нападать на тебя.

      – Знаю. Смотри, я их открыла. Так нормально?

      – Господи. Послушай. Все послушайте. Это не что-то ужасное. У меня хорошие новости.

      На другом конце ресторана кто-то что-то уронил, и весь зал на секунду замер, слушая звук бьющихся тарелок. Затем все вернулись к своим разговорам, персонал суетливо забегал туда-сюда, однако мы так и остались молча сидеть, уставившись на Оливию с явным страхом.

      Она закатила глаза. Я догадалась, что именно сестра собирается сказать, за мгновение до того, как она произнесла:

      – Я беременна.

      Я наблюдала, как трое остальных перевели взгляды на меня. Все, кроме Оливии, теперь следили за моей реакцией.

      – Поздравляю, – сказала я, не глядя на нее. – Это чудесно.

      – Да. Восторг.

      – Когда ожидаешь?

      – В апреле. Двадцать третьего апреля.

      – День рождения Шекспира. Можно расслабиться.

      Конечно, она беременна. Я заставила себя сделать глубокий вдох. Я отодвинула все это в прошлое, намеренно перешагнула через это, но годы ежемесячных напрасных надежд, за которыми последовали инъекции и инвазивные исследования, счета за лечение, физические муки и моральное напряжение, фундаментально изменившее наши супружеские отношения, – все это мгновенно пронеслось у меня в голове.

      Папа наклонился над столом.

      – Ты не против, если я кое о чем спрошу? – начал он угрожающе-небрежным тоном. – Кто отец?

      Оливия сердито стрельнула глазами в его сторону.

      – Нет, я против. Я против того, чтобы ты спрашивал об отце, прежде чем поздравишь меня или обрадуешься новости о том, что наконец-то у тебя будет внук. Да, я против, поэтому я тебе не отвечу.

      – Какого хрена, Оливия!

      Я замерла. Я ненавидела, когда папа бранится. Это всегда означало опасность.

      – Сам какого хрена, – парировала моя сестра. – Тебе нужен внук, только если он поступит от чертовой святой Лары, не так ли? Ты не хочешь, чтобы мои второстепенные гены передавались потомству, да? Что ж, Лара не смогла сделать то, что требуется, и похоже, случайно это получилось у меня, поэтому ничего не поделаешь.