Две жизни. Михаил Волконский

кучер ее отлично разбирался в лабиринте замерших в ночной тиши закоулков.

      Наконец дормез остановился у низенького домика с мезонином, ничем особенным не отличавшегося от прочих, кроме разве несомненной опрятности содержания, видевшейся во всем. За домиком рисовались темные деревья большого и густого сада.

      По первому взгляду казалось, что и этот домик, как и соседние, спал тихим сном и за его плотно затворенными ставнями царил ничем не возмущаемый покой. Но едва остановилась карета и кучер, по обычаю заграничных почтальонов, протрубил в почтовый рожок, дверь немедленно распахнулась, и двое выбежавших слуг кинулись к карете.

      Полоса яркого света упала из двери на крыльцо, домик был освещен внутри. Там, очевидно, ждали приезжего. Он бодро сошел, держась необыкновенно прямо, по откинутой слугами каретной подножке и как свой человек уверенно поднялся по ступеням крыльца. Слуги последовали за ним, дверь захлопнулась, а карета двинулась дальше и исчезла за поворотом.

      В прихожей домика висело на вешалке много плащей и на столе лежало много шляп.

      – Все уже в сборе? – спросил доктор, кладя и свою шляпу на стол.

      Но вместо того, чтобы ответить на его вопрос, слуги загородили ему дорогу и шепотом произнесли:

      – Пароль для пропуска?

      Доктор улыбнулся и, посмотрев на них, спросил:

      – Разве вы не узнали меня?

      – Пароль для пропуска! – настойчиво повторил старый слуга.

      Доктор, пожав плечами, ответил:

      – Ad augusta![1]

      – Per augusta![2] – подхватили сейчас же слуги и, расступившись с поклоном, дали дорогу.

      Довольно большая комната, в которую вошел доктор Герман из прихожей, была освещена люстрой в семь восковых свечей. Посредине стоял стол, покрытый ярко-красным сукном, и за ним сидело восемь человек, одно девятое место оставалось незанятым.

      При появлении доктора все поднялись, и он, сделав общий поклон, вместо приветствия произнес:

      – Ad augusta!

      – Per augusta! – ответили хором присутствовавшие и по знаку председателя опустились в свои кресла, а вновь прибывший занял оставшееся свободным.

      – Вы привезли нам хорошие новости? – обратился председатель к доктору на французском языке.

      – Более чем хорошие – отличные! – ответил он.

      – Вот как? Чем же вы нас можете порадовать?

      – Бастилия пала!

      Доктор произнес только эти два слова, но впечатление они произвели очень сильное. Все присутствовавшие приподнялись, переглянулись, и председатель взволнованно повторил:

      – Бастилия, королевская тюрьма в Париже, пала. Что же это значит?

III

      Бастилия была королевскою тюрьмою в Париже, то есть местом заключения, куда сажали по личным приказам французских королей, по преимуществу так называемых политических преступников.

      Власть во Франции была в руках слабовольного, нерешительного короля Людовика XVI, и там работал целый ряд тайных

1

К высокому! (лат.)

2

Через трудное! (лат.)