В стране кораллового дерева. София Каспари

двое мужчин, хватаясь за ножи. На узких улочках рядами стояли пролетки, простые повозки и небольшие крытые экипажи, запряженные двойками породистых лошадей. Анна подняла глаза к небу и заметила, что оно стало голубым, а воздух – теплым и тяжелым.

      Из домов и подворий пахло едой, и Анна вспомнила, что еще ничего не ела. Ее желудок заурчал.

      С моря подул легкий бриз. Мимо снова промчался всадник. Девушка едва успела отпрянуть.

      Наконец она добралась домой. Анна на секунду остановилась, вздохнула и вошла внутрь.

      Но в доме никого не было. Комната, в которой еще рано утром на полу храпел отец, оказалась пустой. Элизабет и Ленхен, вероятно, тоже еще не пришли. Какое-то время Анна нерешительно стояла посреди комнаты, потом набрала кружку воды из ведра и выпила ее жадными глотками. Желудок снова заурчал. Девушка осмотрелась в поисках чего-нибудь съестного. На столе в глиняном кувшине она обнаружила припрятанную краюшку хлеба. Анна жадно вгрызлась в сухой ломоть, с трудом разжевала его и запила водой. Она понемногу глотала это месиво, чтобы во рту дольше оставался сладковатый вкус тщательно пережеванной пищи. Наверное, хлеб испекла мать, Элизабет. Он был такой, как на родине, и вдруг у Анны из глаз полились слезы.

      Девушка еще немного подождала и направилась к комнате, где лежал больной Калеб. Она осторожно приоткрыла дверь, а потом быстро вошла. Она не хотела его пугать, но он был так бледен, что у нее ком встал в горле. За ночь состояние ее мужа заметно ухудшилось.

      – Анна, – произнес Калеб.

      Его ласковый голос мгновенно успокоил ее.

      Сегодня Калеб сидел на кровати и улыбался ей. Анна вспомнила, как он махал ей с повозки той зимой, когда их семья отправлялась в долгое плаванье. В три часа утра, в жуткий холод, они прощались друг с другом. Повозка должна была отвезти их в Санкт-Гоар, где семья пересела на баржу, плывшую по Рейну. Калеб рассказывал Анне, что на открытой барже практически невозможно было выдержать такой ужасный холод. К тому же поднялся ветер, вода хлестала через борт. Путешественники и их пожитки промокли. В ту ночь у многих замерзла часть провизии и потом оказалась несъедобной. Только на третьи сутки они прибыли в Кельн.

      – Анна! – еще раз произнес Калеб очень нежно.

      У Анны свело желудок. Она невольно прижала руки к животу и села рядом с мужем.

      – Ты лежи. Тебе нельзя напрягаться. Ты должен выздороветь.

      Тень легла на лицо Калеба.

      – Я не так уж болен, чтобы не поздороваться с тобой, – сказал он в тот же миг.

      Но сразу же пожалел о том, что сказал. Со стоном он вновь опустился на истертые подушки, прикусил губу, а потом улыбнулся.

      – Мне очень жаль, я не хотел быть грубым.

      Анна покачала головой.

      – Ничего страшного.

      – В том, что произошло, нет твоей вины. Но знаешь, Анна, иногда я просто прихожу в ярость и готов избить самого себя. Иногда я задаюсь вопросом: «Почему? Почему именно я?»

      Анна слегка наклонила голову.

      – В этом нет твоей вины, –