Свидетельница. Алина Знаменская

ладони в своих.

      В дежурке отделения милиции мы увидели двух хорошо одетых парней не старше Кирюши. Только они были, что называется, нормальными. Мне почему-то бросился в глаза объемный вязаный шарф на одном из них. Больше никаких деталей я не запомнила, поскольку дальнейшее действие стало разворачиваться столь стремительно, что стало не до деталей. Лена ураганом пролетела мимо меня и с лету, ни слова не говоря, набросилась на хулиганов. От звона раздаваемых пощечин душный воздух в дежурке завибрировал.

      – Ты че, тетя, оборзела? – сказал тот, что в шарфе. Но уже в следующую секунду он слетел со стула – Женя, который вошел в помещение следом за нами, вмазал ему по физиономии.

      Второй парень поспешно закрылся руками, и в это время появился дежурный:

      – Что тут за самосуд?

      Но, увидев Женю, дежурный воскликнул:

      – Какие люди! Евгений Викторыч! Какими судьбами?

      – Да вот пришлось… – По его скулам гуляли желваки.

      – Хулиганы достают?

      – Отморозки! – тяжело дыша, проговорил Женя. – Вдвоем на одного! Больного!

      Лицо у него побагровело. Я впервые видела, чтобы человек так реагировал на событие, не касающееся его лично. Тем более что Ника оказалась права и Женя действительно бывший мент. Мне казалось, что эта профессия накладывает на людей налет некоторого равнодушия, что ли? Привычки сталкиваться с преступлением. Поэтому реакция Жени меня так удивила.

      – Вы об этом сильно пожалеете, – сказал тот, что в шарфе. Приятель помог ему подняться. Пострадавший держался за нос, всячески изображая серьезность своей травмы.

      – Да у него кровь! – взвизгнул приятель и оглянулся на дежурного.

      – Удивительно, – скривился Женя, – я всегда считал, что у таких отморозков нет ни сердца, ни крови.

      – Пожалеете. Пожалеете, – приговаривал подросток, потирая свой нос.

      – А ты там не умничай, – посоветовал дежурный. – С отцом будешь умничать, когда он за тобой приедет.

      – За мной дядя приедет, – с какой-то особой интонацией ответил тот.

      После заполнения необходимых бумаг мы уехали в травмпункт, где нас ждал Кирюша.

      Он сидел на кушетке с видом обиженного ребенка. Надутый, сердитый и беспокойный. Лена подлетела к нему, стала трогать, осматривать и обнимать. Лицо у Кирюши было разбито, губа в крови.

      Женя разговаривал с дежурной медсестрой.

      – Переломов вроде бы нет, в основном ушибы мягких тканей, – сказала она. – А вот насчет сотрясения вам в больнице скажут. Надо понаблюдать.

      – Не пойду в больницу, – заявил Кирюша.

      Он говорит басом, но выражение лица при этом и повадки остаются совершенно детскими. На первый взгляд Кирюша ничем не отличается от сверстников – такой же долговязый, нескладный, как большинство подростков. Разве что слишком сутулится и прячет глаза от чужих. А интересы у него детские.

      Он в тот вечер достал всех своим фейерверком, но взрослым было не до него. Мы обычно запускаем фейерверк ночью, часов в одиннадцать, когда разъезжаются гости. Но Кирюше стало скучно, и он решил купить хотя бы