Красавец и чудовище. Нонна Ананиева

холодными сухими глазами. У неё было неважно со слухом, и я к тому времени уже знала все её стойки и позы, когда она слушала что-то с большим вниманием. Этого мужчину она слушала предельно внимательно. Кто это говорит? Я посмотрела на кафедру, и человек показался мне знакомым. Не может быть…

      – Я искренне мечтал ему помочь, но сердце моего друга не выдержало, – продолжал мужчина. – Я скорблю вместе со всеми его родственниками и друзьями. Он был одним из лучших людей, которых мне посчастливилось встретить в своей жизни. Я приношу свои самые глубокие соболезнования его жене Софии и всем остальным членам его семьи.

      Он говорил по-русски, но не с бруклинским акцентом, а c англо-американским. Моника и Руфь сразу спросили, знаю я его или нет. Но я ответила, что не знаю, я… просто однажды испачкала ему брюки какао, когда сидела у Ист-Ривер. Я не знаю его имени и вообще…

      После речей поехали на кладбище. Немного опоздали. Захоронения и надгробия стояли без оград на ярком зелёном газоне, как и везде на американских кладбищах. Пронумерованные участки были разделены широкими асфальтированными дорогами, так что везде можно было проехать на машине. Дэвид, который поначалу важно разговаривал с администрацией, тут же ретировался, указав на меня пальцем, когда надо было заплатить двести пятьдесят долларов могильщикам дополнительно за сверхурочные. Подонок он и есть подонок. Я заплатила, молча и без обсуждений.