Скрюченный домишко. Агата Кристи

Автор, по-моему, сам этого не сознавал. Но комедия всегда усиливает зловещий колорит. Я знаю точно, как надо сыграть эту роль: банальная, глупая, притворщица до последней минуты, и вдруг…

      Она выбросила вперед руку – сигарета вывалилась из мундштука на полированный письменный стол красного дерева и погасла. Филип бесстрастно взял ее и бросил в мусорную корзину.

      – И вдруг, – прошептала Магда Леонидис, глаза ее расширились, лицо окаменело, – страх…

      Выражение отчаянного страха сохранялось на ее лице секунд двадцать, потом лицо разгладилось, но тут же сморщилось, и перед нами появился растерянный ребенок, готовый расплакаться.

      Неожиданно все эмоции исчезли с ее лица, словно стертые губкой, она повернулась ко мне и спросила деловитым тоном:

      – Как вы думаете, так надо играть Эдит Томпсон?

      Я ответил, что именно так. Я весьма смутно представлял себе, кто такая Эдит Томпсон, но мне очень хотелось произвести благоприятное впечатление на мать Софии.

      – Очень похоже на Бренду, не правда ли? – осведомилась Магда. – А знаете, я до этой минуты об этом не думала. Очень интересно. Не указать ли мне на это сходство инспектору?

      Человек за письменным столом едва заметно нахмурился.

      – Право, Магда, тебе вообще незачем встречаться с инспектором. Я могу ответить на все интересующие его вопросы.

      – Незачем? – Голос ее зазвучал пронзительно. – Разумеется, я должна с ним встретиться! Миленький, ты совершенно лишен воображения! Ты не ощущаешь, насколько важны детали. Он захочет знать точно, как и когда все произошло, все мелочи, которые тогда запомнились и не могли не удивить…

      – Мама, – София появилась в дверях, – ты не должна пичкать инспектора выдумками.

      – София… голубка…

      – Ненаглядная, я знаю, у тебя уже все выстроено и ты готова дать прекрасный спектакль. Но поставила ты его неправильно. Абсолютно неправильно.

      – Глупости. Ты просто не знаешь…

      – Знаю. Радость моя, играть надо совсем по-другому. Притушенно, говорить мало, побольше скрывать, быть настороже и оберегать семью.

      На лице Магды Леонидис выразилось откровенное, как у ребенка, замешательство.

      – Голубка, – сказала она, – ты и вправду считаешь…

      – Да, считаю. Играть под сурдинку. Вот в чем смысл. – И София, увидев, как на лице матери появляется довольная улыбка, прибавила: – Я тебе приготовила шоколаду. В гостиной.

      – Дивно! Умираю от голода…

      Она помедлила в дверях.

      – Вы не знаете, – сказала она, обращая свои слова то ли ко мне, то ли к полке за моей головой, – как чудесно иметь дочь.

      И с этой репликой под занавес она покинула сцену.

      – Один бог ведает, что она наговорит полиции, – сказала мисс де Хевиленд.

      – Все будет в порядке, – успокоила ее София.

      – Она может сказать что угодно.

      – Не волнуйся, она