Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы. Виктор Топоров

многие его коллеги, друзья, особенно любили их его подруги. Он сам с удовольствием читал их на дружеских посиделках. Ну а некоторые эпиграммы – их он, кажется, сочинял на каждого, с кем сталкивался, и по любому поводу – стали частью интеллигентского фольклора.

      В 1999 году отец хотел опубликовать поэтический цикл «Этюды черни» отдельной главой своей автобиографии «Двойное дно». Однако в уже вышедшей книге на месте двенадцатой главы появилось объяснение: «Глава изъята из верстки и исключена из окончательного текста книги по коллективном размышлении автора и издателя». На чем было основано это коллективное решение, отец тоже не объяснил. Он вообще не любил объяснять свои житейские и творческие решения.

      В последние годы отец частенько публиковал свои стихи и эпиграммы в Фейсбуке – по настроению или по просьбам близких. Собственно, названием этого сборника – «Да здравствует мир без меня!» – стала строка из его последней записи в Фейсбуке.

      Не буду фантазировать о причинах, по которым отец не печатал стихи при жизни – наверняка есть люди, которым найдется, что сказать по этому поводу, – а просто выполняю его волю и публикую их. Тем более что состав поэтической части сборника подготовлен им самим. Мне оставалось лишь перечитать стихи, знакомые с детства, и отнести их в издательство.

      В сборник включены также наиболее известные и любимые всеми переводы отца: «Баллада Рэдингской тюрьмы» Оскара Уайльда, «Ворон» Эдгара Аллана По, немецких экспрессионистов и др. Жаль, что некоторые особенности российского издательского бизнеса и международного авторского права не позволили включить в книгу также отцовские переводы Готфрида Бенна, Сильвии Платт и других поэтов XX века, которых он открыл для русскоязычного читателя.

Аглая Топорова

      Из цикла

      «Милый призрак»

      1972–1977

      «Милая! бесценная!..»

      Милая! бесценная!

      Жалкая… двуличная…

      Там теперь пельменная,

      Где была шашлычная.

      Впрочем, те же пьяницы

      Трутся у ворот.

      Что с тобою станется —

      Леший разберет.

      Или может ринуться,

      Дура Время вспять?

      Или с ними скинуться

      По рупь двадцать пять?

      Иль сыграть влюбленного —

      Царство и коня?

      Иль позвать зеленого —

      Увези меня!

      Ни того, ни третьего.

      Двери на замке.

      Ключик отпереть его —

      Снизу на доске.

      Во брат, понастроили!

      Моря не видать!

      Во брат, все устроили

      Мы с тобой! Во брат!

      «Когда сойдемся, как борцы…»

      Когда сойдемся, как борцы,

      Опять равны, но в новом весе, —

      Где электронные часы

      Уйдут вперед веков на десять,

      И зыркнет призмой старый дом,

      И полушария колена

      Колумб обшарит за углом

      В кинотеатрике «Победа»,

      И расколоченный арбуз

      Блеснет, как женщина, ломтями,

      И ящик пива на горбу

      Студент в компанию потянет,

      И Круглым Рынком просклизнет

      Милиция, как заводная,

      И мать честная заорет

      На перекрестке: «мать честная!»,

      Там, где нетрудно подстеречь

      И вырвать утлое признанье.

      Когда не станет этих встреч

      От невозможности узнанья,

      От неподвижности души

      В подарочной обертке воли,

      Тогда – зачем тогда и жить?

      Злопамятью об этой боли?

      Когда сойдемся, как слова

      В строке, как тяжкие спондеи,

      Произносимые едва

      Усильем от ушей до шеи…

      «Ты – говорят, и допускаю…»

      Ты – говорят, и допускаю —

      Переменилась. Опускаю

      Подсказку зеркала. Подставь

      Меня на место адресата —

      И та же дальняя досада

      Охватит автора. – Оставь. —

      Ты – говорят, и понимаю —

      Живешь теперь глухонемая

      В колонии глухонемых.

      Порой я слышу ваши руки,

      Но не обучен их науке

      И не желаю слушать их.

      Мне не хватает разговора

      С тобой – и важного, и вздора, —

      Мне голоса недостает.

      Ты собеседницей осталась

      Хотя б затем, что не осталась

      Дослушать.