Три жизни (сборник). М. И. Ларионов

её момент с новой, здесь открывшейся глубиной, или опять изнывало болью, что уже никогда не увижу. «Надо же было мне угодить на этот пароход!» – сетовал я тогда, и тут же какой-то лукавый меня успокаивал: ничего, встретятся ещё и милые, и тонкие натуры, да и повзрослей всё-таки – увлечёшься и забудешь. Но с раздражением отвергалось, вставало категорическое неприятие всех! Все казались, в сущности, так похожи друг на друга, «в духе времени»; а она… стоило лишь вообразить её, и постылая никчёмность сразу погашала всякую мысль о других. Тут поистине метче не скажешь: она не от мира сего. Это девочка, для которой можно жить без оглядки не обращая внимания ни на кого, и только ею поверяя всего себя. Она, как никто, была бы духовной крепостью и отрадой в житейских мытарствах – тихая обитель души. Хотя сама и воск ещё. Воск – но каким вдохновенным ваятелем только быть бы с ним! Руки смяли мокрое лицо: «Столкнуть, чтобы так нелепейше тут же раскидать! Разве это… логично? – Я засмеялся, безумно ухая по-совиному: – А что в мире нашем человечьем логично?..»

      Не совладал с ознобом, в непереносимой меланхолии я лёг – сон, только сон спасенье.

      Но спал плохо и, проснувшись утром, нашёл себя в том же плачевном состоянии. Вставать, что-то делать, выходить на работу – сил не было. Узнал и я, чему никогда не верил, – что можно потерять интерес к самой жизни… Не-ет, необходимо посулить себе ещё какие-то надежды, попытки. Ка-ки-е?.. Вернуться бы дня на три-четыре! Не сейчас, ладно, – погодя, что-нибудь в сентябре. В первых числах. Но тогда уж точно будет всё бесполезно – начнётся учебный год, как там её искать?

      О! – «А что? – вдруг молнией озарило: – Поехать как раз в сентябре, в самом начале – искать по школам! Это, чёрт меня подери, реально! Ну-ка, ну-ка, шельма!» Я тут же, бурно ворочаясь в постели от неимоверного прилива сил, с жадностью прикинул план осуществленья. Итак – в начале сентября, отпуск за свой счёт на неделю – это первое. Второе: как-то раздобыть достаточную сумму для поездки. Третье: полное инкогнито, на работе – отпуск по семейным обстоятельствам, для всех остальных – командировка. Всё прочее мелочи – по ходу дел… Спасение! Неужели, не-у-же-ли! И всего-то, что, собственно, только и возможно по этой идее, – стоять одаль, смотреть весь приход в школу или уход после уроков… Теперь, с этой сверкнувшей мыслью, я обрёл способность нормально действовать, я задышал! – я ожил!

      Днём, возвращённый в карусель всего удручающе прежнего, только этой осенившей меня мыслью я и держался, хотя в гнетущем накате старых общений и дел работы, сразу поставивших меня «в строй», идея эта казалась хрупка, призрачна. Более того: здесь, в Москве, вообще было странно, что есть Тольятти – не о котором говорят и пишут, а Тольятти, в котором сошла она; есть тихая Фёдоровка, а за плотиной, на том берегу в дымчато-зелёном раз-двиге гор, как он виден от Речного вокзала, – сонный Жигулёвск… А Затон с его девицами, а ароматы волжские, пески, раздолье берегов!.. Прямо странно. Всё здесь продолжалось так, как будто никуда я не уезжал,