Миленький ты мой. Мария Метлицкая

платье… С бархатной лентой и в кружевах… Полина Сергеевна рассказывала, что вам сшила такое. И готовить умела божественно – что правда, то правда. А какие пироги пекла!.. Но меня не учила. И мне… не пекла. Потому что жила она с вами. И старалась для вас…

      Молюсь про себя – как умею. В Бога не верю – откуда? Верила только бабуля, Полинина мать. Та, что меня воспитала. Спасибо ей! Низкий поклон! Она померла, когда мне было тринадцать. И я осталась одна. Полина Сергеевна, конечно, на похороны прискакала!

      Но быстро слилась обратно. Дня через три. Нет, четыре. А разница? Вот именно! Оставила дочь, и – тю-тю! Ее ведь ждала Королева!

      Какая там дочь, вы о чем?

      – Дочур! Ты уж… как-нибудь тут… А, Лидунь?

      – Да, конечно! Я как-нибудь! Езжай, мама! Ты ж там нужнее! Звезде!

      Как она без тебя? И кто ей подаст? Кто постирает? Кто чаю нальет? Кто ножки распарит? Ноготочки пострижет и пяточки кремом?.. Все ты, все Полина! Незаменимая и бесценная Поля. Сплошное везенье.

      А я… я перебьюсь! Подумайте, птица! Девчонка, пустяк, былинка! Проживет – куда денется?

      – Мама! А можно… с тобой? Ну… в Москву?

      – Ты что! – замахала руками как мельница. Глаза чуть не выскочили от испуга. – В Москву? К ней? К Королеве? Окстись! Обалдела совсем, что ли? Уф, мне прям плохо! Чуть сердце не выскочило! Ну, ты даешь!.. Как же я к ней заявлюсь… вместе с тобой? Она ж… не потерпит! Не примет она! Зачем это ей? – Газеткой обмахивается – покраснела вся от возмущения: – Не девка – урод! Такое вот выдать… «С собой!..»

      Потом метнулась в погребушку. Слышу – набирает, банками гремит, раздумывает, что Королеве своей отвезти. Чтобы порадовать… Погреб у нас богатый! Мы с бабой старались…

      Выползла наконец. Запыхалась. И банки с собой… Ох, как же мне сдержаться? Как не заорать на нее? «Что же ты делаешь? Что?!»

      У нас же с бабой было все рассчитано, чтобы дожить до весны.

      Укладывает в рюкзак.

      Грузди соленые, черемша. Капуста квашеная, огурцы. Картошка – своя, на коровьем дерьме!

      Господи, ошалелая! Картошку с собой потащит? Совсем одурела!

      Ну-ну, пусть везет. Пусть тащит. Авось… надорвется…

      Мы жили на пенсию. Нет, она присылала, если по правде. Но… бабушка брать не хотела! Говорила: пусть подавится своими деньгами. А потом справила мне пальто… А куда было деваться? Пальто, сапоги, новую форму…

      Плевалась, а деньги взяла. А я ей сказала тогда: с паршивой овцы, баба! Ты не страдай!

      А она только вздохнула.

      Потом, став старше, я поняла, как баба страдала. Всю жизнь страдала. А уж за дочку свою Полину… думаю, больше всего.

      Однажды сказала: «Я чужих ребяток не бросила! А она… дочку родную!»

      Скольких баба в своей жизни хоронила! Маму, сестру, братика младшего… И мужа, и Марийку, сыночка Марийкиного.

      И еще про дочурку сказала однажды: «Нету для меня Польки! Умерла».

      А ей – хоть бы хны! Насовала все по мешкам и – вперед! «Мне, Лидка, надо спешить! Я всего на три дня отпросилась!» Лезет, чтоб чмокнуть. А я прямо аж отпрыгнула. Катись, дорогая мамаша! И чтоб тебя…

      Чтоб тебя