Миленький ты мой. Мария Метлицкая

годков… Хватит, наверное? А ведь колбасился до последнего – сопротивлялся. Бился как лев. Протестовал, возмущался. Скрипел.

      И статейки пописывал, и интервью раздавал: «все халтурщики, все барахло!» Собака лает, а караван идет.

      Какой караван? Твой давно сгинул в пустыне! Пожил сладко – и будя! Посторонись.

      Но, думаю, переживал. Привык быть в авангарде. А тут… Сплошной позор. Вышел в последний раз на трибуну и… освистали! Умник один даже ботинок свой снял и кинул на сцену. В дедка не попал, слава богу. А то б зашиб.

      Умер наш деятель искусств легко, как истинный праведник. Лег, уснул и… тю-тю! В мир иной. Надеялся, что на облака. Наверняка. А там – кто же знает! Может, греет свои дряхлые кости на сковородке и покрякивает. И поделом!

      И напоследок все получил по полной программе: дорогой дубовый гроб, место на кладбище – престижное, на Новодевичьем. Рядом – соратники. И недруги рядом. Да уж какая теперь всем разница? Я там была, приходила. Памятник огромный и пафосный – черный гранит, медные розы у изголовья. И нежные слова от верной жены. Скорбит и просит прощенья. Вот интересно – за что?

      А еще слова благодарности. Пренепременно! Спасибо, спасибо… Конечно спасибо! В люди вывел, в киношку пристроил. Кем она было до него? Да никем! Мелькнула пару раз в эпизодах – никто и не заметил. Хату в высотке оставил. Чем плох?

      Лидия Краснопевцева. Тоже звезда. Ну или почти звезда… Взял молодую и неизвестную дурочку и – создал! Пигмалион! Теперь вот вдова. Все закономерно: разница в возрасте была у них большой, почти в двадцать лет. Точнее, в семнадцать. Я все про них знаю, все изучила. Могу быть персональным биографом сладкой парочки. Ну, по крайней мере, все, что было в источниках. И что есть в Интернете.

      А что там поглубже, в их душах?.. Какие скелеты в шкафах… Вот этого я не знаю.

      Но непременно узнаю! А иначе для чего я здесь, в этом доме?

      Кабинет темен и мрачен. Все очень массивное, очень добротное и дорогое. На века! Дубовые панели книжных шкафов, кресла с широкими подлокотниками, обитые гобеленом. Огромная люстра: зеленый плафон, висюльки-сосульки. Два рожка не горят – а мне и не надо. Я лампу зажгла, настольную. Тоже зеленого стекла и мрачноватую. Не любил дедка яркого света. Может, сам от себя так скрывался? В шкафах много книг: подписные из дорогих, в тисненых переплетах. Кажется, совсем нечитанные – уж больно ровно стоят. Да и зачем ему классика? У него своя классика, сам наварганил – про доярок и крановщиков.

      На стенах картины – пейзажи и два портрета. Пейзажики так себе, типа «лес и река», все просто и слишком наивно. Или новостройка Москвы: поле, горизонт и пара новых многоэтажек. Я не поклонница соцреализма…

      А вот портреты довольно занятные. На одном – сам Герой, при полном параде и орденах. Физиономия хмурая и недовольная. Мрачная физиономия. Видно, несладко ему все-таки было там, внутри себя. Неспокойна была его душонка. А может, просто когда-то надел эту маску, да так и прилипла она навсегда: строгий босс-академик.