Дорога из века в век. Век ХХ заканчивается, век ХХI начинается. Ирина Ярич

чего?

      – Я тебе дам чего! Охотник до чужого добра! Откуда у тебя туша? На какие доходы ты её приобрёл? – прогремел голос Марии Петровны.

      – Да, успокойся ты, бредишь что ли?

      – А не моим ли кабанчиком ты потчуешь гостей?

      – Вот баба, рехнулась совсем!

      – Откуда у тебя свинина, отвечай! У тебя, который всё в своём доме пропил! Которого никто не берёт на работу! На какие средства ты шикуешь?

      – С чего это я должен тебе отчёт давать? Будет мне тут каждая выжившая из ума бабка указывать!

      Полупьяный Митька поспешно встал из-за стола и стал искать куда-то брошенную свою куртку.

      – Ой, Коль засиделся я у тебя. Дома запилят. Я пойду. Спасибо за угощение, – забормотал он испуганно.

      – Угощение! Ты бы поинтересовался, где он его взял!

      – Я спрашивал! А он сказал, что на мясокомбинате подхалтурил.

      – А ты и поверил! Святая простота! Тебе лишь бы стакан пропустить!

      – Не шуми, баб Марусь, я ваших дел не знаю, – Митька попрощался, и, выходя, задумался: «Действительно странно получается. Колька стал жировать как раз с того времени, как у Колязиных кабана украли… Неужто это он?..»

      – Гад ты! – крикнула Мария Петровна на Спицына. – Из-за тебя сестра померла! Чтоб ты подавился.

      – Иди отсюда, полоумная!

      – Я те дам полоумная! – Мария Петровна резко замахнулась и ударила его палкой. – Я те дам…

      – Ты, что, совсем рехнулась?!

      – Я те дам, рехнулась! – она схватила со стола бутылку, которую ещё не успели откупорить, и швырнула её в хозяина.

      Колька не ожидал и не успел увернуться. Удар пришёлся в правую руку. Вид разбитой полной бутылки отразился на его лице горьким отчаянием. Он даже забыл про боль в руке.

      – Ты, что добро портишь! – завопил он.

      – Я те дам добро! – Мария Петровна стала расшвыривать стоявшие на столе бутылки.

      – Да я тебя в тюрьму посажу! – орал он, а сам боялся близко к ней подойти.

      Мария Петровна махала палкой и пыталась достать увёртывавшегося Спицына. Она решительно заявила:

      – Сажай! Я свою жизнь прожила, мне уже бояться на этом свете нечего. А, вот ты-то сам и сядешь! Вор и убийца! Если бы не твоя гадская душонка Анюта была бы жива!

      Гоняясь за Колькой она действительно не чувствовала страха и её невозможно было остановить. Она сама не смогла бы объяснить этого. То ли гнев придавал ей силы, то ли ещё что-то, но чувствовалось, что она дошла до какой-то черты, где уже мысли о самосохранении не тревожат душу. В неё словно вселилась какая-то сила. И Спицын её чувствовал, с каждым мгновением их борьбы становясь, всё трусливее. Но как ни сильна стала духом Мария Петровна, ей всё-таки не удалось поколотить Кольку так как ей хотелось. Хоть он и хилый и пьяница, но моложе и резвее. Спицын норовил пробиться к двери, чтобы убежать из дома и где-нибудь переждать бурю. Но не успел…

      Любовь Степановна после ухода Марии Петровны заволновалась. Ей показались