Дорога из века в век. Век ХХ заканчивается, век ХХI начинается. Ирина Ярич

ж тем более в следующем веке! И, конечно, будут люди жить в понимании, согласии и дружбе!

      Подходили к концу 80-е, а жизнь большинства не менялась уж сильно в лучшую сторону, но надежда оставалась, ведь когда-то должно же стать лучше.

      Начало 90-х ошарашило бурлением и непредсказуемостью. С развалом Советского Союза рухнули и надежды многих на улучшение условий собственной жизни. Что делать? – возникал постоянно вопрос и у меня, потому что родная страна стала чужой, с чуждым строем и выбитой из-под ног почвой, без перспективы и надежд. Сумеречные 90-е годы – время крайностей и неразберихи с лишением привычных основ жизни принесли и размышление над бытием, над смыслом существования. Было стыдно за страну, стыдно за тех, кто ею правил. В ужас приводил разгул криминала. Откуда это взялось? Ведь все воспитывались почти в одинаковых условиях, учились в советских школах. Поражала неумная жажда наживы и безвольная апатия некоторых.

      И вот начало ХХI века и III тысячелетия! Как громко звучит! Ещё раньше до его наступления у меня были надежды, что новый век принесёт что-то необыкновенное, может быть фантастическое уже с самого начала и, конечно это будет очень хорошо для всех.

      С началом века сменилось руководство в России, и у меня возникла снова надежда и уверенность, несмотря на сомнения многих, что наша страна поднимется из сумрака. Время показало, что так оно и произошло. Теперь есть чем гордиться, несмотря на все сложности и трудности. Но тогда, в начале двухтысячных было ещё тяжко многим и мне тоже, в том числе и материально. И продолжали удивлять люди, потому что стало понятно, что вся совокупность человеческих качеств, как добродетельных, так и порочных по-прежнему та же или почти та же, что была и десятки, сотни и тысячи лет назад, о чём мы знаем из истории. И в зависимости от условий, которые при различных обстоятельствах изменяются, люди проявляют или сдерживают то, чем наделила их природа.

      В сборнике представлены рассказы и повести, написанные в период с 1997 по 2008 год. В них жестокость и преступления, мечты и надежды, бессилие и слабость, смерть и любовь россиян 90-х годов и начала XXI века. Реальность и вымысел, действительность и фантазия переплетены, как и подобает в литературе.

АвторАвгуст 2014 г.

      Наброски с натуры

      Семёныч

      Михаил Семёныч лежит на больничной койке и смотрит в окно. Неизвестно откуда взявшийся пух плавно проскальзывает сквозь веточки кленов и тополей с маленькими листочками. Невдалеке от них две засохшие сосны обнимают друг друга голыми, торчащими в стороны ветвями. Яркую голубизну неба и клочки ватных облаков, закрывают, медленно наползая на них, огромные свинцовые тучи. Становится пасмурно. И на душе у Михаила Семёновича тоже хмуро и тоскливо. Нестерпимо болят обожженные руки, но ещё больше – душа.

      Его взгляд с мёртвых деревьев скользнул по свежей распустившейся листве и остановился на поникших сухих ветках одинокого дерева. Кто-то безжалостный выжиг костром древесину у основания ствола. Дерево умирает. Не хотел жить и Семёныч. Вспомнил разговор со своей снохой, которая приходила утром к нему.

      – Что ж Гришка не наведывается, уже неделя прошла, как мы виделись! – не столько раздражённо, сколько обиженно спросил о сыне Семёныч.

      – Я ему каждый вечер сумку накладываю для тебя.

      – Но, я ж ему оставил полтора миллиона, чтоб он ко мне заходил!

      – Так Гриша вас не навещал, ни разу? – удивилась невестка.

      – Не-ет, – потерянно ответил свекор.

      – Куда же он сумки носит? – тихо промолвила озадаченная сноха.

      «Не нужен, родному сыну не нужен… Не смог даже купить его внимания… родного единственного человека… Может, мало дал, но больше у меня нет», – с горечью думал Михаил Семёныч.

      Он скучал по сыну, горевал по жене, только после её смерти понял, что она для него значила. Уже девять месяцев прошло, как её нет. С этой утратой Семёныч потерял всё значимое в жизни. Когда теперь он возвращался домой, некому было сказать: «Миш, иди скорей есть, остынет!» Утром никто не напомнит: «Миша вставай, на работу опоздаешь!» Нет никого, кто бы в пятницу проворчал: «Что на этот раз обмывали?» Не скажет, не посмотрит, не отругает, не вздохнёт – некому… Её нет!

      После похорон жены Семёныч ел без аппетита, только для того, чтобы были силы работать. Только там ему становилось немного легче, крутя баранку нельзя расслабляться, его слабость может кому-нибудь стоить жизни.

      Перемену, происшедшую с ним после смерти жены заметили все, в том числе и начальство. Но вместо понимания и сочувствия Семёныч получил другой удар, – его сократили… Куда деваться? У всех своя жизнь, свои семьи. На прежней работе не нужен, а другую в 62 – попробуй, найди!.. И сын не приезжает… Одиноко, пусто.

      И он начал пить каждый день, глушить тоску, отчаянье, чтобы забыться, уйти от угнетающей действительности. Семёныч уже потерял вкус и интерес к жизни. Мало ел, потом вообще перестал и только хлестал водку и вино. И однажды после очередного возлияния он увидел у себя