Манифестофель. Эдуард Диа Диникин

вскипятил, а заварить бруснику-то забыл, – сказал он. – А что она, где?

      – Танька-то? Да как обычно – замуж вышла. Детей трое. Растолстела, конечно. Там, в Златоусте живет. Недавно в Египет съездила, вернулась черная, как твой квадрат Малевича, – довольный шуткой, он рассмеялся. – Ты-то когда накалякаешь свой шедевр, а, Борис?

      – Скоро, – пообещал Кортонов, терзаемый чувством горькой обиды.

      – Давай, выпьем, – Мозгалев налил еще. – Конечно, давай, Гоген ты наш, – добавил он, ненавязчиво демонстрируя, что рассказы-лекции Кортонова не прошли даром.

      – Я еще Гогена затмлю, – сказал Кортонов, стараясь не смотреть на своего собеседника.

      – Затмишь? Конечно – ты, Борька, всегда был амëбоциозным, – вставил Мозгалев слово не из своего лексикона.

      Борис мрачно кивнул. Мозгалев не ошибся. Он, Борис Кортонов, действительно амëбоциозный тип. Что он оставит после себя? Ничего. Даже какая-нибудь инфузория оставит след своей туфелькой. А он? Как он сможет «абилитироваться», говоря словами Мозгалева, за свою никчемную жизнь?

      Настолько никчемную, что какой-то глупый малолетка с интеллектом крышки унитаза смеет им помыкать!

      Неделю назад Борис шел домой, купив по дороге вкусных пирожков в хорошей кулинарии.

      – Лысая башка, дай пирожка! – вдруг прилетел откуда-то озорной выкрик, неожиданный как плевок с верхнего этажа.

      Он вздрогнул и увидел перед собой младшего Горшкова. Леньку. Тот смотрел на него с уверенностью хама перед интеллигентом.

      – Ты чего так…. распетушился? – доброжелательно спросил Кортонов, найдя в своем лексиконе слово, которое меньше всего подходило для обращения к представителю намечающийся уголовной династии, и быстро шмыгнул в подъезд.

      – Че?! – скривился подросток, усмотрев в словах Кортонова неприкрытое оскорбление. – Ты за базаром следи, понял, овца?! А то я тебя….

      Последние слова полетели уже в спину Бориса….

      Почему «они» такие!? Он сидел дома, пытаясь понять всех этих «горшковых». Да, понятно, потому, что он – такой.

      Потому, что он всегда стряхивает «ерш» в унитазе, а такие, как Горшков, «ерш» не стряхивают – они «ерш» пьют.

      Но неужели в этом мире и так недостаточно всякого дерьма, грязи и насилия? Он ведь намного сильнее этого подростка. Просто – сильнее. И пусть он никогда не дрался по-настоящему, но часто смотрел фильмы, где это делают, у него еще с конца восьмидесятых есть книги по боевым искусствам. Он имеет хорошую теорию. Но, если в первом акте хорошая теория висит на стене, то в конце действия она станет практикой – плохой или хорошей, не важно….

      Первого мая 2013 года Борис Кортонов возвращался домой, где сегодня его никто не ждал. Матери сегодня не будет. Он зашел по пути в магазин, где приобрел коньяк.

      Мать, конечно, понимала, что он пьет, но не кричала на него – силы были уже не те. Конечно, рос бы Борис с отцом, в полной семье – все было бы по-другому.

      Но порой Боря