Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов. Андрей Добров

Петрович, – не задумываясь, ответил Веретенников. – Спичечные фабрики в Липецке и Туле. Еще, кажется, солеварни где-то на Севере. И мебель в Ярославле. Терпеть не может французскую кухню, ест только русское, пост не соблюдает. Пьет в основном немецкие вина и водку.

      – Чепурнин.

      – Егор Львович. Ткацкие и бумагопрядильные фабрики в Иваново-Вознесенске. Интересная история – он из крепостных фабрикантов, которые выкупились в тридцатые годы прошлого века. Обожает турецкий кофе в песке, причем страшной крепости и в малых дозах. Сигары предпочитает кубинские. И в этом он совершенно прав.

      – Горн.

      Веретенников задумался.

      – Горн… Горн…

      – Аптекарь, – подсказал я ему.

      – Ах! Павел Иванович, кажется… Увы, я время от времени его вижу в клубе, но ничем особенным мне он не известен.

      – Он чем-то болен? – спросил я прямо.

      – Болен? – удивился Веретенников и потом пробормотал: – Болен… Почему вы спрашиваете?

      – Мне показалось, у него что-то с лицом. Он пользуется косметикой. И руки дрожат.

      – Ну… – протянул эконом. – У многих дрожат руки. А косметика… Я думаю, если господин Горн чем-то и болен, то способен сам себя вылечить. Насколько я помню, он гомеопат.

      – Хорошо, – пробормотал я, записывая в блокнот сказанное экономом. – Часто вы их видели вместе с покойным Столяровым?

      Эконом пожал плечами:

      – Так чтобы… Нет, не могу сказать. И Столяров, и Патрикеев с Чепурниным – старые члены клуба, живут в Москве уже не один десяток лет. Конечно, они должны быть хорошо знакомы друг с другом, но вот так… простите, тут я вам не помогу.

      – Ладно, – кивнул я. – Часто они тут бывают?

      – Частенько. Не каждый день, но бывают.

      – Играют?

      – Патрикеев играет. Столяров играл… Чепурнин – нет, я не видел, чтобы он подсаживался к столу.

      В клубе играли в карты – даже в запрещенные игры, но полиция закрывала на это глаза, тем более что клуб получал за счет этой игры немалый доход в виде штрафов тех, кто не переставал метать карты после десяти вечера, когда игра официально заканчивалась. И чем дольше игроки сидели за столом, тем выше были штрафы. Впрочем, купцы, ставившие сотни и тысячи рублей, платили такие штрафы не глядя, засиживаясь иногда до утра. Впрочем, подобной системы штрафов придерживались все знаменитые клубы Москвы. Зато в Купеческом клубе состоял на жалованье специальный «надзиратель» – вышедший в отставку околоточный Еремеев, задачей которого было не допускать в залы, где шла игра, всевозможных шулеров, для которых члены клуба были как бы законной добычей. Еремеев, еще во время своей полицейской службы, «набил глаз» на шулеров и их повадки. И ценился Советом клуба очень высоко.

      – Последний вопрос, Илья Сергеевич, вы когда-нибудь слышали про дуэль с «Чашей Сократа»?

      – Нет. А что это такое?

      – Так, ерунда, – ответил я, захлопывая блокнот.

      – А хотите знать мое мнение насчет этого отравления? – вдруг спросил