Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов. Андрей Добров

причем сладковатую на вкус, и обладает еще и приятным морковным запахом! Я даже вернулся в начало книги и посмотрел – сколько авторов? Если бы их было двое, тогда понятно – один пробовал, а второй записывал слова умирающего. Но – нет, автором был указан один только Ноговицын. Тогда я решил, что, вероятно, авторов было много, а книга вышла под именем только последнего, оставшегося в живых – ему все равно уже не надо было делиться гонораром с остальными!

      И, конечно, у цикуты нашелся свой алкалоид, названный соответственно просто и ясно – цикутотоксин. Причем автор добавил, что изучен он мало! Тут же упоминались эксперименты еще и над животными, во время которых этот цикутотоксин в малых дозах угнетал центральную нервную систему, понижая двигательную активность и кровяное давление.

      Подняв глаза от книги, я увидел, что все заказанные мной блюда уже стоят на столе, а половой в чистой белой рубахе, подпоясанный ремешком, стоит передо мной с запотевшей бутылкой пива и ждет сигнала открывать.

      – Давай, – кивнул я.

      Половой одним движением открыл бутылку, и пиво, булькая и вздымая пенную шапку, полилось в кружку. Вдруг за спиной у меня кто-то сказал хриплым голосом:

      – Позвольте остаточек допить.

      Я быстро взглянул на полового, ожидая, что он сейчас погонит побродяжку прочь, чтобы тот не приставал к чистым посетителям. Но на мое удивление, на лице полового не дрогнул ни один мускул. Тогда я сам повернулся, чтобы рассмотреть, кто это просит. Сзади меня стоял удивительный тип – худой, бледный, с длинным лицом, на котором лихорадочно горели почти черные глаза. Щеки просившего были как будто покрыты серым налетом – признак последней степени пьянства. Подбородок был выбрит, но очень небрежно. Волосы его, седые и стриженные давно, тем не менее были аккуратно причесаны щеткой набок. Одет он был в серые, залатанные штаны и темный пиджак с вытертыми обшлагами и лоснящимися локтями.

      – Ну, допей, – сделал я знак половому, чтобы он не ждал, пока пена осядет, а отдал остатки в бутылке этому попрошайке.

      Тот принял бутылку с удивительным достоинством, приложился к ней и вдруг, резко отвернувшись, закашлялся. Кашлял он долго, прикрывая рот бутылкой. Мне показалось, что пиво «пошло не в то горло», попало в легкие, и я даже привстал, чтобы похлопать его по спине, но человек резко отодвинулся и замотал головой, выставив ладонь. В этот момент я и узнал его по характерному жесту, виденному мной частенько в таких вот трактирах, а в первую очередь на Смоленском рынке.

      – Вы – Фомичев? – спросил я. – Певец Фомичев?

      Продолжая кашлять, он кивнул.

      – Что с вами? – спросил я.

      Фомичев снова помотал головой. Наконец, выпрямившись, вытер рукавом рот.

      – Уже давно не певец, – сказал он. – Теперь вот… Прозябаю, извините.

      Я указал на стул напротив себя:

      – Садитесь, разрешите мне вас угостить.

      Фомичев кивнул и сел, поставив бутылку перед собой.

      – Еще пива и телятины, –