Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов. Андрей Добров

надо уточнить детали, – ответил я. – Я пишу большой материал по этому убийству.

      – Вы упомянете мою аптеку в превосходных красках? – быстро спросил Горн.

      – Безусловно, – согласился я.

      Понятно, Горна соблазнила возможность бесплатной рекламы в такой газете, как «Россия». Так что он сел в кресло и приказал своему человеку:

      – Мишель, табличку «Перерыв» и чаю нам.

      Продавец метнулся к выходу и повесил на дверь табличку, а потом спросил:

      – Которого чаю подать?

      – Цейлонского с мятой. Покрепче мне. Гостю – обычно. В лаборатории в третьем шкафу банка синего цвета.

      – У вас тут и лаборатория? – спросил я, когда Мишель исчез.

      – Так… – ответил Горн, слегка поддергивая брюки.

      Он вдруг вздохнул:

      – Спрашивайте, Владимир…

      Я присмотрелся к нему внимательнее. Вблизи стало заметно, что бледность его имеет косметическую природу – лицо аптекаря покрывал тонкий слой пудры. Но даже сквозь этот слой была видна глубокая рябь, покрывавшая щеки. Сначала я подумал, что он скрывал последствия оспы, но потом вспомнил, что оспины намного глубже. Быстро опустив глаза, я достал из жилетного кармана визитную карточку и передал ее аптекарю.

      – Владимир Алексеевич… Минуту.

      Он так же передал мне свою карточку.

      – Вот и знакомы. Так что вас интересует?

      – Скажите, вы знали покойного раньше?

      – Петра Ильича? Столярова? Я знаю… в смысле, знал его давно. Лет пятнадцать или даже двадцать. В основном по клубу. Еще с тех времен, когда это был действительно – купеческий клуб. И туда еще не было хода всякой шушере… Простите, вы сами посещаете?

      – Изредка, – сказал я.

      – Да, так вот. Знал. Видите ли, эта аптека досталась мне от отца. А ему – от деда. Он приехал из Шотландии почти сразу после воцарения Николая Павловича. Хотел открыть дело в Петербурге, но был напуган Декабрьским восстанием – представляете, только что сошел с корабля и тут же попал под пушечные залпы, когда разгоняли бунтующую толпу. В чужой стране, совершенно потерянный, с небольшим багажом, он сразу уехал в Москву.

      – Да-да, – кивнул я. – Но вернемся к купцу Столярову.

      – Ах, Петр Ильич! Не сказать, чтобы мы были с ним очень близки… знаете, клубные знакомства! Скорее – знакомы. Он – коннозаводчик. Я – больше ученый, чем просто владелец аптеки. Так, беседовали иногда на разные темы… Я порой консультировал его по ядовитым растениям, которые могли попасться лошадям на пастбищах. Рассказывал про способы лечения от таких отравлений. Вот и все.

      – А как он умер? – спросил я, делая пометки в блокноте.

      Горн посмотрел на свои пальцы, которые вдруг мелко задрожали. Он тут же сцепил их в замок и сгорбился, будто прикидывая – как бы половчей рассказать, но тут вернулся Мишель и поставил перед нами массивный серебряный поднос с чайником и двумя полными чашками. Он выпрямился и устремил на меня напряженный взгляд.

      – Иди… э-э-э… позанимайся чем-нибудь, только ничего не трогай, оставь нас, – приказал Горн и, когда малый ушел, продолжил: – Это интересно, знаете.