Провинциальная Мадонна. Вера Колочкова

по приличиям надо… Все, Татьяна Иванна, кончились ваши приличия! Теперь можно что хочешь говорить! Тем более – частушки петь!

      – Ну, тогда бы уж лучше матерные пела… А то – кооператив… Захапаю, главное… Ты не забывай, на чьей свадьбе-то гуляешь…

      – Ой, да ну вас! Что, отчет о свадьбе будете в райком писать? И чего я такого спела? Будто для всех большой секрет, что в кооперативах нормальные деньги зарабатывают, а мы на фабрике гроши получаем!

      – А ты не ори, не на митинге. Да и там особо не болтай всякие глупости. Сегодня, может, и гласность, и кооперативы, а завтра один бог знает чего будет… И вообще, давайте уже пейте чай да расходитесь, молодым покой дать пора…

      – Это кто ж молодой? Ваша Наташка, что ли? – уже несло обиженную Тамарку. – Рады небось, что дочку-перестарка замуж сбагрили?

      – А ты не завидуй, Тамара. Завидовать нехорошо. Ничего, и на твоей улице когда-нибудь праздник будет.

      Все застыли в неловком молчании, ожидая Тамаркиного ответа. Она стояла бледная, злая, теребила легкий шифоновый шарф на груди, собиралась с духом. Но, видно, так и не собралась. Лишь оглянулась на притихших молодых, махнула рукой и медленно пошла к распахнутой настежь калитке. Надя с жалостью смотрела ей вслед – она любила лихую Наташкину школьную подружку. По крайней мере, всегда доброй была. Помнится, с ней, маленькой, возилась, с рук не спускала. А папа смотрел на Тамарку и говорил: «Хорошей матерью будешь, замуж поскорее бы выскочить…»

      – Надь… Надька… – послышался откуда-то из-за спины сдавленный знакомый голосок.

      Обернулась – так и есть, Машка со Светкой за изгородью стоят, подзывают к себе воровато.

      – Надьк, иди сюда…

      – Чего вам, девчонки?

      – А принеси чего-нибудь вкусненького, а?

      – Ладно. Конфет хотите?

      – Давай! И колбаски еще захвати, и сыру, который с дырками. Только смотри, чтоб мамка не увидела!

      – Да ладно… У нас же свадьба, ей не жалко.

      – Ну прям… Моя бабушка говорит, что у твоей мамки снегу зимой не выпросишь… Ну, чего встала? Неси давай, раз обещала!

      Ох, уж эта Машка Огородникова – до чего ж противная… Самая вредная девчонка в классе! Вот огрызнуться бы и послать к черту, да ладно, все-таки свадьба, ссориться неохота…

      Вздохнув, девочка поплелась в дом. В прихожей замешкалась на секунду – глянуть на себя в зеркало, воротничок на платье поправить… И застыла, прислушиваясь к доносящимся из кухни голосам – судя по всему, Виолетта с Галиной Семеновной вовсю мамины да Наташкины косточки перемывают…

      – Ты смотри, как ловко этого детдомовца к рукам-то прибрали, он и опомниться не успел! Это и понятно, парню семьи хочется, тепла домашнего… Татьяна у нас баба ушлая, сразу все козырные карты вычислила! Не мытьем, так катаньем, все равно бы свое взяла! Прикинулась доброй лисичкой…

      – И не говори, Виолетта! Знаешь, мне сегодня так жалко этого паренька стало… Хороший же, скажи?

      – Конечно, хороший… Но, как говорится, коготок увяз, и птичке конец… Наташка-то едва дотерпела, по-моему, чтоб характер свой зловредный до свадьбы не обнаружить. Эх, пропадет парень ни за грош… Изведут, слопают – не подавятся!

      – Ага,