Ипохондрия life. Алексей Яковлев

веки не сомкнутся сами собой, и все станет далеким, нежным, плавно раскачивающимся на теплых морских волнах…

      11

20 ноября

      «У окна сидит смурая девочка и твердит задушенным, слипшимся голосом: «Избавь меня, Господи, от моих обетов!»

      Всего-навсего душевный апокалипсис. Ничего страшного.

      Дальше уже сплошная нецензурная речь…»

      12

23 ноября.

      «Ночная мгла, слепые мертвые звезды, отшумевшая пустота, безбрежный вечный молчаливый океан…

      Знаю, там за окном и ночь, и фонарь, и аптека, и пьяные и последние выжившие трамваи бродят кругами, и чьи-то тени плавно скользят по сугробам. Все это на обветшалых страницах моей тетради.

      Пишу урывками, когда есть время, чаще, когда накатывает. Сегодня в третьем часу ночи. Помогает гораздо лучше подкисленных солей лития42 или теплого пряного яблочного глинтвейна (ммм…). Думая об этом, я легонько прищуриваю глаза, повожу плечами вперед, выгибаю спину и глубоко вздыхаю. А еще вспоминаются печеные яблоки с сахаром, корицей, кедровыми орешками и черносливом в лимонном соке. Поздней осенью нет ничего более искушающего.

      Ноябрь – самый скоропостижно живущий месяц, я падаю в него, словно в пропасть. В ноябре приближение зимы становится неотвратимым. Приходится опустить руки, надеть теплые одежды, ежедневно принимать аскорбинку и съедать ложку башкирского лугового меда. Одуванчик, вереск, шалфей, цикорий, зверобой, василек. С моим-то хроническим бронхитом.

      Я пишу ноябрьские обреченные эссе, меня пугают тревожные лики осени, я наблюдаю увядание мира.

      Холодный ноябрь тенистой аллеей проводит в хранилище душ,

      Мой сад давно умер, уже багровеет безмолвная сонная глушь;

      Лирический странник последней эпохи, последняя жертва чумы,

      Выводит чернилами ровные строки и видит печальные сны.

      На темном бульваре бездомной собакой ползет полусгнивший трамвай,

      Ломают бесшумно колеса босые ноябрьский хрупкий янтарь.

      Безумный поэт и слепой переводчик гадают над чашей воды,

      Слагают поэму «Прелюдия ночи. Пророчества полной луны».

      Угрюмые плиты, мои катакомбы, ужасные знаки любви,

      Я знаю, хранители душ отрицают целебные травы весны,

      Глубокие ямы – колодцы желаний и связки волшебных ключей…

      Я слышу, доносятся томные вздохи и стон из незримых щелей;

      Уснувшие тайны едва уловимы под пледом надгробной тоски,

      Но знаешь, когда вновь раскроются раны, мы будем с тобою близки…

      Медленно отступает сон, ночь бежит мелкими песчинками, золоченым бисером, отстраняясь, ища иное воплощение. Сна нет ни в одном глазу, нет его и за окнами, где луна, приняв образ латунного анкера, вылезла на пол-локтя из-за соседнего девятиэтажного дома и надежно закрепилась на небе, повиснув криво и уже неподвижно.

      Соседей мне ничуточки не жалко. Беру гитару, Am E Am G…»

      13

28 ноября.

      «В Муми-Дол приходит осень…

      Цветы в моем доме зачахли. В мое отсутствие их поливала Лика, пыталась расставить ближе к свету,

42

Препараты лития – психотропные лекарственные средства из группы нормотимиков.