Мертвое озеро. Николай Некрасов

Настасья Андреевна.

      – Отчего же вы опоздали к чаю?.. – спросила старуха таким тоном, что Настасья Андреевна побледнела.

      Приход учителя и брата прекратил тяжелую сцену. Настасья Андреевна занялась чаем.

      За минуту до отъезда молодого барина дворня явилась в залу прощаться с ним. Старуха в слезах благословила сына и прочла ему наставление, которое заключилось поцелуями, длившимися с четверть часа.

      Когда Настасья Андреевна стала прощаться с братом, которого она в первый раз теперь поцеловала, ей сделалось так грустно, так грустно, что она горько заплакала. Казалось, чувство, столь естественное между братом и сестрой, только теперь пробудилось в ней. Но слезы вдруг высохли, сердце замерло, дыхание стеснилось в груди – при грустных словах: «Прощайте, Настасья Андреевна!», произнесенных учителем; бедной девушке стало так тяжело, так страшно, что она готова была вскрикнуть; но и голос замер. В ту же минуту она вздрогнула, застигнутая пристальным взглядом старухи; поспешно и холодно простилась она с своим учителем.

      На крыльце было новое прощанье, новые слезы. Наконец под общий крик «Прощайте» экипаж двинулся со двора.

      Настасья Андреевна, не обращая внимания ни на кого, полными слез глазами следила за удалявшимися, и когда ничего не было видно, она с рыданием убежала в свою комнату. Ее позвали вниз, к мачехе. Старуха лежала уже в постели и болезненным голосом сказала ей:

      – Вы уж даже не хотите побыть при мне, тогда как я убита разлукой с ним!

      – У меня болит голова! – отвечала Настасья Андреевна.

      – Голова болит?? – насмешливо заметила старуха и строго продолжала: – А я вся больна, вся убита горем!

      Настасья Андреевна села у постели. Старуха охала, морщилась, поминутно подносила платок к глазам. Наконец она прервала молчание и печально сказала:

      – Теперь наши едут, бедненькие; я думаю, тоже горюют, как и мы. А-а, ох!

      И она тяжело вздохнула, продолжая всё тем же ласково-печальным голосом:

      – Книги в целости сдал Эдуард Карлыч? а?

      Да-с! – отвечала Настасья Андреевна и страшно смешалась: то была ее первая ложь.

      – Признаться, мне жаль было расставаться с Эдуардом Карлычем: он честный человек.

      Настасья Андреевна в недоумении посмотрела на старуху: в первый раз она слышала похвалу учителю, которого старуха обыкновенно называла расточителем.

      Разговор опять остановился; старуха прервала его следующими словами:

      – Куда-то он, бедненький, денется? есть ли у него место?..

      Настасья Андреевна быстро отвечала:

      – У него нет места; он просил…

      Она не могла докончить своей фразы; губы у ней задрожали, и, объятая ужасом, она привстала со стула, глядя на старуху, которая медленно приподымала голову с подушек и язвительно улыбалась; за улыбкой следовал тихий смех, окончательно оледенивший Настасью Андреевну.

      Старуха встала с постели и повелительным жестом указала ей на дверь.

      У Настасьи Андреевны подкосились колени; она упала к ногам старухи, которая холодно и с презрением сказала:

      – Я