Жизнь языка: Памяти М. В. Панова. Сборник статей

и все, а Петерсон учил так. Значит, вот санскрит. Мы ничего не знаем, совершенно белый лист бумаги. Мы даже не знаем это письмо деванагари, мы только вот его узнаем. И мы прямо начали с того, что разбирали текст, «Песню о Нале»: «Асúd-гаdжá-Налó-намá» – вот, предположим, одна строчка. И мы каждое слово разбирали: что за слово, какие звуки, как пишется, какая форма, что значит и так далее. Может быть, мы за занятие могли иногда, я даже не помню, сколько, ну, предположим, разобрать строчку, а может, и меньше, потому что там же все очень сложно – законы перехода звуков перед другими звуками, там, всякие ассимиляции, изменения и так далее. Тогда не было санскритско-русского словаря, а был словарь санскритско-немецкий и немецко-санскритский, который я купила у букинистов, и, значит, вот через немецкий язык я должна была искать эти слова. И он на дом задавал, там, предположим, еще строчку прочесть. И вот так вот мы читали, немножко, все больше и больше, значит, разбирая досконально вот каждое слово – и значение, и его звучание, и грамматику, и как меняется его звуковой состав, произношение, и так далее, и так далее. И вот эту вот «Песню о Нале», по-моему, мы прочли если не всю, то значительную часть. А потом уже, позже, ну, наверно, на втором или на третьем курсе, мы читали другую великолепную песню «Савитри».

      (Перерыв в записи.)

      З.: Там нету авторов…

      Т.: Да, конечно, да.

      З.:…Там нет понятия фольклор, просто вот это санскрит. И, значит, вот так он учил языку. Между прочим, точно так же учил он и литовскому. Не то что, вот, знаете, там, какой-нибудь букварь или отдельные слова, или всё, а там мы брали сказку, которая называлась «Kátinas ir zvirblis», значит, «Кот и воробей», и тоже вот так слово за слово, слово за слово мы вот учили эту сказку. В общем, я, пожалуй, ни у одного человека такой методики не встречала, причем такой последовательной… Он никогда не отступал от этой методики, вот так он занимался, и это давало свои плоды.

      Я.: А какие-то еще учебники вы читали?

      З.: Что?

      Я.: Какие-то учебники, там, по грамматике читали или нет?

      З.: По санскриту никаких учебников мы не читали. Литовский – я, честно говоря, тоже не помню, просто там был, наверно, словарь, было проще с литовским, а с санскритом это было иногда как головоломка, потому что слово очень сильно меняет свой состав в потоке речи в санскрите, и, чтобы понять, какая это исходная форма, мне приходилось, я не знаю, сколько лазить по словарю по этому вот (это был словарь такой Бётлинга в нескольких выпусках, значит, санскритско-немецкий и немецко-санскритский), чтобы найти эту исходную форму. Мне было очень интересно. Во всяком случае, мы так занимались.

      Т.: А группа была небольшая, да?

      З.: Я говорю, всего четыре человека было. Причем один был уже кончающий аспирант Серебренников (будущий академик), один был историк, ему было это нужно как историку, видно, и кроме того Кочергина и я…

      П. (входя): Я вашу Наталью Алексеевну Кожевникову зауважал еще больше из-за ее словаря.[3]

      (Перерыв в записи.)

      П.: Компаративист, вообще немаррист – это уже было обвинением. И один какой-то, ну, лжелингвист на обсуждении, желая потрафить гонителям

3

Имеет в виду книгу: Кожевникова Н. А., Петрова 3. Ю. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX–XX вв. Вып. 1: Птицы. М.: ЯРК, 2000. С. 476.