Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

вечерний свет…» (1915) из сборника «Белая стая» (издания 1917 и 1918 годов):

      Прости, что я жила скорбя

      И солнцу радовалась мало.

      Прости, прости, что за тебя

      Я слишком многих принимала.

      Цветаева могла знать эти стихи еще по публикации в «Русской мысли», №12 за 1915 год. Сборник «Белая стая» был подарен Цветаевой Ланном (об этом упомянуто в письме Цветаевой к нему от 6-го русского декабря 1920 г.). В письме Али Эфрон к Ахматовой марта 1921 года – строка о «Белой Стае»: «Белую Стаю Марина в одном доме украла и целые три дня ходила счастливая» (VI, 205).

      Среди ангелов цветаевской пьесы, таким образом, оказываются и А. С. Пушкин, и Наполеон, и его сын Орлёнок, и поэт А. Блок, и А. Ахматова, и герой земного романа Н. А. Плуцер-Сарна, и подруга С. Парнок, и муж-воин С. Эфрон, и артист Ю. А. Завадский. Можно сказать, пьеса – памятник Любви в разных ее ликах.

      Марина Цветаева заново переписывает пьесу с самого начала, вводит ремарки. Приведем примеры того, как шлифовался текст:

      Вероника (Аврора):

      Здравствуй, радость,

      Здравствуй, рай,

      Это я!

      Ясная заря твоя,

      Праздник твой!

      Ну скажи мне, как дела?82

      В беловом тексте речь Авроры значительно короче, будничнее, ближе к разговорной речи:

      Здравствуй, ангел!

      Это – я. Как дела?

      Много – из низу – ковшей?

      Вниз – колец?83

      Символичен в пьесе колодец. Цветаева-поэт пишет стихи, и каждое стихотворение связано с любовью к земному существу и напоминает об Ангеле как идеальном адресате стихов. В воображении поэта живет некий идеальный слушатель, и все «кольца», бросаемые в колодец, не только подарки Ангелу, это символы забвения отгремевших чувств в творчестве. Персонажи пьесы воплощают авторские страсти. Эти страсти идут «на поклон» к Ангелу. Одно из воплощений таких страстей – Монашка. В первоначальном тексте первой картины Цветаева рисует непривлекательный женский образ, в окончательном – Монашка соткана из противоречий, ее ресницы прекрасно-длинны. Она хотела бы любить по-земному, а должна молиться богу. В первоначальной редакции:

      Монашка

      Мои щеки желты и впалы,

      Я проста, как ребенок малый.

      Даже _{<пропуск в рукописи>} – боюсь,

      Все молюсь, все молюсь, все молюсь84.

      В окончательном тексте (3—8 стихи) длина ресниц уподоблена стрелам, что у Цветаевой является излюбленной метафорой мысли; ресницы соотносятся с любовными стрелами Амура:

      Монашка (опускаясь на колени)

      Прохожу, опустив глаза.

      Мне любить никого нельзя.

      А ресницы мои длинны,

      – Говорят, что они как стрелы!

      Но в том нету моей вины:

      Это бог их такими сделал!

      Я ресницами не хвалюсь.

      Все молюсь, все молюсь, все молюсь.

(Театр, с. 97)

      Окончательный вариант интереснее по конфликту

82

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 11. Публикуется впервые.

83

Театр, с. 99.

84

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 10.