Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

В этом раз навсегда исчерпалась вся его человечность. Я не обольщаюсь.

      Итог – ничтожество, как человек, и совершенство – как существо. Человекоподобный бог, не богоподобный человек.

      Есть в нем – но это уже не <причем?>, а бред: и что-то из мифов Овидия (Аполлон ли? Любимец ли Аполлона), и что-то от Возрождения, – ^{мог бы быть <любимым> учеником Леонардо}45 ^– и что-то от Дориана46, и что-то от Лорда Генри47 (и соблазнитель, и соблазненный!) и что-то от последних часов дореволюционной Франции – и что-то – и что-то…48

      – Из всех соблазнов его для меня – ясно выделяются три – я бы выделила три главных: соблазн слабости, соблазн _{равнодушия} / ^{бесстрастия} – и соблазн Чужого.

31 <января> 1919 г. МЦ49.

      В письме Цветаева рассуждает о личности Завадского – артиста, человека театра и игры «отражений». Во всех определениях, которыми она наделяет своего героя: красавец, ангел, демон, херувим – серафим – князь тьмы; ученик, ведомый, существо «скрипичное и лунное», призрак – просматривается: Завадский занимает ее воображение, оттого что не похож на остальных. Цветаева любит «Чужого», восхищается «существом», презирает человеческое, бытовое, житейское. Двоемирие, отмеченное Цветаевой в Завадском, в пьесе «Каменный Ангел» дано в двух персонажах, каждый из которых несет черты реального Завадского: в Ангеле (божественное) и Амуре (плотское). Кстати, в трактовке Цветаевой, и земная любовь, любовь к Амуру, живет в области «верха» жизни. Это любовь к двойнику Ангела, обману, миражу, к нечеловеку, к богу любви и поэтов. С подлинным Ангелом ассоциируется муж Сергей Эфрон, воюющий в белой армии, а образ Колдуньи вызван воспоминаниями о С. Парнок.

      Поскольку вслед за письмом в тетради заглавие «Колодец Св. Ангела» и подзаголовок «Семь писем», можно предположить, что Цветаева намеревалась написать произведение, построенное как повесть или роман в письмах, избрав любимое число «семь» для обозначения композиции новой вещи50. Позднее она соберет для публикации несколько писем, обращенных к Геликону, – <«Флорентийские ночи»>. Такую вещь ей захочется сделать и из своей переписки с рано погибшим поэтом Николаем Гронским51. Истоком замысла мог служить неоконченный и при жизни неопубликованный «Роман в письмах» А. С. Пушкина, (1827), с десятью письмами без названия. Центральной интригой пушкинского романа была любовь двух молодых людей.

      В тетради М. Цветаевой 1919 года читаем:

      «Колодец Св. Ангела.

      (Семь писем)

      Итак, решено: мы будем любить друг друга ангельской любовью. Ангелы бесстрастны и бесполезны. Вы бесстрастны, я бесполезна, мы встретились у колодца Св. Ангела, – в субботний, блаженный, ангельский час, кроме того – я забыла главное – ни Вам ни мне – раз навсегда – ничего не надо: Вам, потому что у Вас уже все было, мне, – потому что мне всего слишком мало.

      Прекрасный старый Бог – для меня он червонный король и дедушка – смотрит с розовых

45

Судя по всему, более поздняя вставка.

46

Герой романа «Портрет Дориана Грея» Уайльда.

47

Герой романа «Портрет Дориана Грея» Уайльда.

48

Далее зачеркнуто: « [И так как я также в итоге неуязвима, как он, только больше страдаю, ибо наполовину человек я… не) счастлива не то слово В лице его у меня столкнулись две роскоши И я, суровая с детьми, твердая и горючая, как кремень]». РГАЛИ, ф.1190, оп. 3, ед. хр. 1, л. 80 об—81.

49

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 1, л. 80—81. Впервые письмо публикуется полностью, в соответствии с авторской пунктуацией.

50

О семантике чисел см.: О. Г. Ревзина «Выразительность счетных слов». БЦ, с. 370—394; Войтехович Р. Стихия и число в композиции цветаевских сборников. ЦА, с. 372—399. В кн. Е. Романовой «Опыт творческой биографии Софии Парнок…» – ссылка на неопубликованную статью Д. А. Мачинского «Магия слова в жизни и в поэзии Марины Цветаевой».

51

НГ, с. 6.