Пять пьес. Александр Амфитеатров

Что вы хотите этим сказать?

      Олимпиада Алексеевна. Ты слышал…

      Митя. Я – такой!.. Я не умею шутить любовью. У меня чувства. Я не понимаю легких отношений к женщине.

      Олимпиада Алексеевна. Ах, батюшки! что же? Бежим вдвоем на необитаемый остров?

      Митя. Я, коли что, на всю жизнь. У меня это просто. Весь класс знает…

      Олимпиада Алексеевна. Да ты руку-то давай.

      Митя. Руку?.. Руку извольте. А только я легких отношений не понимаю. Я такой!

      Идут к дверям.

      Синев. Тетушка! Вы не Олимпиада, – вы Иродиада!!!

      Олимпиада Алексеевна. Что так?

      Синев. Младенцев избивать стали.

      Митя. Опять дразнишься? Чорт бы тебя побрал.

      Олимпиада Алексеевна и Митя уходят. Синев хочет войти в кабинет. Людмила Александровна его окликаешь.

      Людмила Александровна. Петр Дмитриевич.

      Синев. Я, кузина.

      Людмила Александровна. Этот Ревизанов… герой… герой вашей истории… не правда ли?..

      Синев молча и выразительно показывает в сторону Ревизанова.

      Людмила Александровна. Благодарю вас.

      Синев ушел.

      Сердецкий. Что с вами сегодня?

      Людмила Александровна. Ничего… нездоровится немного… право, не обманываю.

      Сердецкий. Ничего? А мне кажется, очень много. И кажется, что нездоровится не телу вашему, по душе. И еще кажется… говорить что ли?

      Людмила Александровна. Как хотите…

      Сердецкий. Что виновата в вашем расстройстве этот господин…

      Людмила Александровна. Ревизанов? Вздор какой… Вы, Аркадий Николаевич, по старой памяти, всегда несколько ревнивы к новым лицам.

      Сердецкий (смеясь). Может быть, может быть… Хотя Ревизанов не совсем новое лицо. Он, так сказать, лишь «в первый раз по возобновлении»… и… и вы любили его когда-то.

      Людмила Александровна. А! Вы могли бы не напоминать мне… Какой позор! какой ужас!

      Сердецкий. Он не позволил себе намекнуть на ваши прошлые отношения?

      Людмила Александровна. Нет, нет!

      Сердецкий. Я заметил два – три странных взгляда, брошенных им на вас.

      Людмила Александровна. Что же они говорили?

      Сердецкий. По-моему, смысл их был: «старая любовь не ржавеет»…

      Людмила Александровна. Ха-ха-ха! Бедный Аркадий Николаевич! Вы так любите меня, что воображаете, будто все смотрят на меня вашими глазами… Голубчик! Где нам побеждать таких избалованных Дон-Жуанов? Я молода и недурна собою только для вашей влюбленной слепоты.

      Сердецкий. Нет. Вы очень хороши собою, на какой угодно избалованный вкус. А этих пресыщенных прихотников я знаю. Подобный господин способен преследовать вас даже без всякой любви, а просто потому, что вот оригинально: потому, что вы Верховская, что y вас чудная репутация, что y вас взрослые дети, что y вас нет и никогда не было любовника, и что есть свинское блаженство осквернить все это, растоптать, залить грязью… Если г. Ревизанов вздумает надоедать вам, и вам нужен будет друг, вы, я надеюсь,