Додик в поисках света. Андрей Лазарев

в смысле, какой ритуал, что за день?»

      Она скроила физиономию.

      «Посвящение?» – настаивал Гак.

      Она разразилась ведьмовским хохотом. Груди сами, без помощи рук, издевательски заколыхались. Гак обиделся.

      Все остальные были в мантиях. Гуня – в своем черном плаще. Он и начал таинственную церемонию. Сперва он проорал в черное небо какие-то рокочущие слова.

      «Между прочим, это иврит, – прошептал Додику Гак. – Ну, еврейский язык».

      Звучал еврейский язык довольно дурацки, и Додику стало грустно.

      Потом Гуня сказал:

      «У нас сегодня… – тут он прервался, чтобы сморкнуться. – сегодня… день. Не волноваться!» – строго сказал он в небеса и умолк.

      Инициативу перехватила грудастая рыжая Даша.

      «У-у-у!» – сказала она и начала ритмично раскачиваться. Остальные тоже закачались, но только без «у».

      «Крови!» – вдруг взвизгнул кто-то неопознаваемый из них, то ли мужчина, а то ли женщина.

      «Черной крови!» – подтвердил кто-то другой, гораздо мужественней.

      «Астарот, Вельзевул, Бафомет…» – скорбно забормотал сатанист Гуня.

      Даша схватила из костра пылающую ветку и зачертила ей в воздухе сначала круг, потом треугольник, а потом какие-то неопределимые фигуры. Гуня тоскливо сплюнул на землю. Тут все и замерли. Даша отбросила ветку, хлебнула чего-то из черной пластмассовой фляжки и стала поочередно оглядывать всех стоящих мрачным взглядом. Гуня затопал ногами. Даша уперлась взглядом в Додика, извлекла из складок плаща огромный кухонный нож и вручила ему.

      «Ты».

      Додик не шелохнулся.

      «Ты!»

      «Чего это я?» – спросил он с подозрением.

      Гуня сказал еще что-то рокочущее небесам, словно бы сомневаясь. И вдруг они ответили дальним громом!

      Даша откинула капюшон и с угрожающим видом шагнула к Додику.

      «Режь! – закричала она. – Чер-рной крови!»

      Додик перепугался. Кто-то неопознаваемый подхватил Максимыча и стал устраивать его на колоде. Петух молча отбивался.

      «Зачем же мне резать этого петуха?» – рассудительно спросил Додик-Цыпленок.

      Даша страшно зарычала. Обладатель мужественного голоса плеснул чего-то в огонь, отчего тот взвился вверх ярко-зеленым. Гак подскочил к Додику, схватил из рук ведьмы нож и решительно пошел к колоде. Его перехватили и оттащили.

      «Он!» – проревела ведьма, указывая на Додика. У него задрожали колени. Гак отдал нож одному из нападавших.

      Петух вырвался и, клокоча, пропал в кустах. Гуня бросился вслед. Даша всунула нож в окаменевшую горсть Додика. Все замолчали и застыли. Неожиданно из темноты донесся горестный, предсмертный вопль Максимыча, и вскоре появился Гуня. Петух свисал головой вниз у него с дрожащих рук.

      Гуня что-то объяснил вверх. Грома не последовало.

      «Опять не удалось», – презрительно объявила Даша, будничным жестом отобрала у Додика нож и отсекла мертвому Максимычу голову. Додика вырвало.