Додик в поисках света. Андрей Лазарев

избы и даже двухэтажные домики.

      «Вот тут», – Поля указала на избу с самого края села.

      Изба была самая обыкновенная, правда, окна украшали резные наличники. Вокруг росли лопухи, стояли чахлые яблони, а у крыльца окунал голову в бак с водой рыжий парень в больших сапогах. Сразу за избой виднелась деревянная церковь с высоким шатром. На середине шатра висел, держась неизвестно за что, худой мужик и что-то тесал топором.

      «Сергей Александрович, – сказала Поля почтительно. – Это он отца Савватия сюда пригласил. Он гробовщик. Церковь срубил почти что один».

      Памфил набычился и быстрым шагом пошел к крыльцу.

      Гак уважительно посмотрел на церковь с висящим гробовщиком и подал руку Поле. Она хихикнула, пожала ее и встряхивая волосами, побежала по тропинке куда-то вглубь села.

      «Вы у Григория сперва спроситесь! – крикнула она на прощанье. – Храни вас Бог! Спасибо!».

      Памфил уже оторвал парня в сапогах от купания.

      «Можно», – сказал тот громко и пошел в избу.

      Их пригласили внутрь. Свалив рюкзаки на крыльце, они последовали за Григорием в сени, а потом в единственную, просторную комнату. Все здесь было уютное и покойное, располагающее к долгим, вдумчивым разговорам: шкафчик, буфет, столик, длинная лавка, занавески на окнах. В маленьком креслице за столом сидел довольно пузатый старик в черной рясе и пил чай. Когда они зашли, и Памфил с Гаком перекрестились на иконы в красном углу, старик встал и поклонился.

      «Чаю хотите? – спросил он. – К нам сушки такие замечательные завезли!»

      Додик принялся всматриваться в старика, а Памфил сразу приступил к делу.

      «Отец Савватий, мы насчет иконописания».

      Старик замахал руками и, как-то приплясывая, обошел стол, освобождая им место на креслице, а сам сел на лавку, поближе к буфету. Тихо себе напевая, он достал из буфета красивые чашки и нагнулся, ища что-то на самой нижней полке.

      Памфил плюхнулся в кресло и засопел. Додик приготовился, ожидая, что сейчас все заведут этот вдумчивый, протяжный и непременно мудрый разговор на духовные темы, а он тихо послушает. Еще он чуть-чуть опасался, не потянет ли его на обычное «антиобщественное поведение», и поэтому устроился на лавке поближе к выходу. Однако вышло все удивительно не так, как Додик ожидал. И даже не так, как он опасался.

      «Как же я могу вам сказать?» – выставив на стол сахарницу и помолчав, спросил старик.

      «В Москве…» – начал Памфил и умолк.

      Отец Савватий посмотрел на него довольно ехидно, снова вскочил и подбежал к окну.

      «Пишем, пишем помаленьку, – сказал он бодрым голосом и засмеялся. – Хорошо!»

      Тут Памфила прорвало. Торопясь, он завел речь о своем, наболевшем: падение России в пропасть, какие-то поругания – тут он посмотрел на Додика, махнул рукой и продолжил, – оскудения, потери духовности, неизвестно к чему приплел старушек на лавочках у подъездов, и закончил веско и грустно: «Что на Руси