Тест для ангелов. Серия «Корни и крылья», книга 2. Таша Истомахина

его признания в разрыве с женой и началом сердечного приступа. Но в этот коротенький миг он убедил меня в том, что во всех событиях прошлого года присутствовал какой-то скрытый смысл. Что не напрасно я нашла записку Фимы, поехала в Санкт-Петербург, попала в квартиру своих бабушек, и что так же не случайно попали в мою жизнь новые знакомые. Стремление отыскать «своего» человека видимо неистребимо, поэтому, я так эмоционально вовлеклась в эту историю и незаметно для себя я опустошила свои запасы энергии. И не случайно меня затянуло в мир Маруси, хотя мне было здесь не место – холодно, пусто…

      Оплетенный трубками и проводами, в мятой больничной пижаме, Савелий пытался нас развеселить. Он рассказал, как вчера медсестра привезла его в кресле-каталке на сложное обследование. Пятеро или около того мужчин дожидались своей очереди в полутемном коридоре кто по живой очереди, а кто по предварительной записи. Через полчаса тягостного всеобщего молчания раздосадованных мужчин из кабинета вышел врач, держа в руках медицинскую карту, обвел присутствующих взглядом и совершенно серьезно спросил:

      – Ну, и кто из вас Татьяна Петровна?

      Савелий тогда не удержался:

      – Наверно, я.

      Именно эту, чуть насмешливую и ненавязчивую манеру разряжать напряженность, я ценила в Савелии больше всего.

      Однако, как вскоре оказалось, он не единственный владел столь нужным даром гасить нервозность. Когда, раскланявшись, я собралась, наконец, отправиться в свою жизнь и сделать там хоть толику полезного лично для себя, то зазевалась. Пока прикидывала, какое же домашнее дело самое неотложное, меня внезапно больно прижало к стене коридора большими носилками. У санитара, что стоял ближе ко мне, короткие рукава формы открывали руки, оплетенные набухшими боевыми жилами. Мельчая, они изникали, разбиваясь к кистям на зримые узловатые отжилки.

      Придавленная к стене, я мешала продвижению носилок, поэтому приготовилась получить злобный окрик людей, что переносили лежачего пациента. Однако прозвучало не грубо, скорее устало и мягко:

      – Деушка, вам, может, и не по глазам, но тут пациента кантуют.

      Напарник с другой стороны носилок фыркнул, однако, ругать меня тоже не стал. Я поспешила протиснуться к двери, чтобы никого не задерживать. Поэтому оглянулась в последний момент, когда санитар, чьи руки меня напугали, уже вносил пациента в палату. Оказывается, руки были самым красивым у этого человека.

      «Бог, разобрав мой центр осознания, запер мои осколки в многочисленных измерениях» – так было написано синими чернилами на мятой, рваной краями титульной странице брошюры

      Я держала в руках эссе Этель, моей дорогой восьмидесятилетней подруги, вступившей в Павороть раньше меня. Её Дракон Стожар был золотым, веселым и беспечным. Этель стала наставницей многих, описав в своей книге, кто мы такие и зачем существуем. Но думаю, что она и в самых смелых своих мечтах не предполагала, что ее самиздатовское произведение