Невидимые. Банды старой России. Юлия Михалева

хозяевам.

      Спешить было некуда. Странно и непривычно.

      Матрена чаевничала – точно, как барыня – глядя в тусклое окно на белье, что сушилось на улице.

      Вся куча-мала разбежалась. Старшая, светлоглазая и беловолосая, гибкая, похожая на русалку, спозаранку отправилась стирать, прихватив с собой на реку двух младших. Хозяйственная вышла девка, да только соседи намекали, что как бы в подоле не принесла. Приглядывать-то за ней некому: мать всегда занята.

      Э-эх… Когда-то и сама Матрена отличалась пригожестью. Вся деревня заглядывалась – но нет же, выбрала забулдыгу-бочарника. С ним и сбежала в город. Годы прошли, она раздалась и одновременно ссохлась кожей, как старое яблоко. Прачка невольно взглянула на свои руки, обхватившие чашку – красные, распухшие, обветренные.

      Что толку вспоминать былое. От сетований на ушедшую молодость мысли снова вернулись к детям.

      У младших всегда хорошая доля: они теперь даже в школу при храме ходили. Видано ли – читать выучились. А средних Матрена давно уж определила: одного – в подмастерья плотника, другого – на текстильную мануфактуру, а третью в няньки отдала. Этих она с тех пор дома почти не видела.

      Но какой выбор у вдовы? Как бочарника порешили, так Матрена едва по миру не пошла. Тут уж пришлось на все лады постараться, чтобы кусок хлеба раздобыть. Такого повидала, что и вспоминать не пристало. Благо, жизнь тогда выправилась… а уж почему – какое кому дело?

      А теперь Матрена, видимо, и вовсе в гору поднимется.

      Отставив чашку, прачка вышла в чулан, поднялась на цыпочки и сняла с притолоки увязанный в тряпье сверток. Старый Лех любил собирать всякий мусор, но говорили, что ценен он куда больше, чем новье.

      До чего же хорошо, что в тот день чулки она все же надела. А ведь колебалась, полагая, что на улице слишком тепло. В последний момент надумала. В одном из них и припрятала находку, опутав сверху подвязкой.

***

      Распустив темные волосы по спине, Елена в одном корсете накладывала грим перед зеркалом-трельяжем в собственной – кто бы подумал! – гримерной.

      – Я чувствую, что все закончится очень скверно…

      На кушетке Алекс, опустив голову, курил едкую папиросу и стряхивал пепел прямо на ковер.

      Елена шумно вздохнула, однако намек остался не понят.

      – Отчего бы тебе не использовать пепельницу?

      Ехидно прищурившись и приподняв треугольные брови, он бросил окурок в вазу с цветами.

      Сдерживаться дальше не хватило сил.

      – Сволочь! – схватив маленькое зеркало в медной оправе, Елена запустила его точно в голову Алекса.

      Оставив на лбу отметину, оно упало, но отчего-то не рассыпалось на осколки.

      – Чего бесишься? Тебе сегодня же принесут новые.

      Отвернувшись, Елена решила молчать. Ни к чему выходить из себя перед спектаклем. Однако всего через несколько минут она забыла о своем обещании и снова заговорила