Невидимые. Банды старой России. Юлия Михалева

обозлив Червинского.

      – Смешно? А нам пришлось все проверить, чтобы исключить и такие возможности, представь себе! Все, Свист. Я устал тебе помогать, ничего не имея взамен. Либо ты до конца недели принесешь мне что-то дельное, либо разговор с тобой будет другой.

      Макар понимал, что момент совершенно неподходящий, но больше ждать удобного случая он не мог. И так уже почти две недели собирался с духом – с тех самых пор, как подслушал занятный разговор в кабаке. Как же он тогда испугался! Даже спрятал под стол дрожавшие руки, опасаясь, что они его выдадут.

      – А не могли бы вы мне… дать немного денег?

      Червинский опешил.

      – Тебе мало, что не гниешь за решеткой? Да родная мать бы не сделала для тебя того, что я. И ты еще смеешь просить плату?

      Поднявшись с кровати, разгневанный сыщик покинул номер, бросив на прощание:

      – Я тебя предупредил!

      Рабочий закурил очередную папиросу, следуя указанию выжидать время.

      Он вовсе не хотел так злить Червинского, и теперь корил себя за то, что решился задать вопрос. Стало только хуже, и Макар пуще прежнего опасался – и если бы только за себя!

      Но как войти в милость и выполнить то, чего сыщик требовал, он не знал.

      2

      – Что с невидимками, Георгий? Будут новости?

      – А то как же, Константин Павлович. Именно сейчас и пишу.

      – Молодец. Продолжай. Народ-то глянь, как интересуется. Опять сколько писем пришло. Почитай, – Титоренко, редактор не слишком крупной газеты, положил на стол пачку конвертов.

      Бирюлев послушно вскрыл самый верхний. В нем наверняка таились переживания взволнованной матери семейства. Точно! Некая «Л.А.» сообщала, что пребывает в тревоге за супруга, четверых детей и себя. А может, и за прислугу. Дочитывать терпения не хватило.

      – Беспокоятся, – поддакнул репортер, невольно глядя на влажные седые кудри, мелькнувшие в расстегнутом вороте редакторской рубахи. Не слишком приятное зрелище.

      – Точно. Это значит – ждут вестей. Другими словами – жаждут купить нашу газету. Так что, Георгий, за работу.

      С того момента, как в городе появились невидимые, Бирюлев все чаще привлекал благосклонное внимание Титоренко.

      – Черти. Вот и матушка моя нас читает и мается, заснуть не может. Страху-то столько, – высокомерно-насмешливо заметил вертлявый Вавилов – репортер отдела культуры, чье место отчаянно хотелось занять.

      Сделав вид, что не понял подтекста, Бирюлев победно улыбнулся. После целого года на последних ролях к нему наконец-то явилось признание – что и подтверждала ревнивая реплика коллеги.

      – Я тоже боюсь теперь спать ложиться, – невинно отозвалась Крутикова, единственная барышня в редакции, писавшая советы по домоводству. – Вдруг они начнут нападать не только на одиночек?

      – Будем верить, что злодеев скоро поймают, – резюмировал экономический обозреватель Демидов.

      Бирюлев кивнул, про себя надеясь, что убийцы останутся на свободе как можно