Уроки милосердия. Джоди Пиколт

поступаю так, потому что люблю тебя. Иди домой. Недельку поспи. Сходи на массаж. В горы. Проветрись. А потом возвращайся. Твоя кухня будет тебя ждать.

      Я еле сдерживаю слезы.

      – Пожалуйста, – молю я, – не лишай меня работы! Это единственное, что я пока не испортила в своей жизни.

      – Я не лишаю тебя работы. Хлеб продолжает оставаться твоим. Я взяла с Кларка обещание, что он будет использовать твои рецепты.

      Но я сейчас думаю о надрезах.

      Во времена коллективных печей люди приносили тесто из дома, чтобы испечь хлеб вместе с остальными жителями деревни. Как можно было отличить, где чья буханка, когда их доставали из печи? Только по тому, как они были надрезаны. Когда надрезаешь тесто, убиваешь двух зайцев: указываешь буханке, где открыться, и позволяешь ей расти изнутри. А еще надрезы позволяют каждому пекарю оставлять свой фирменный знак. Я, например, надрезаю багеты пять раз, самый длинный надрез делаю в конце.

      Кларк так делать не будет.

      Скажете, глупость, наши покупатели даже не обратят на это внимание, но это моя подпись. Моя печать на каждой буханке.

      Пока Мэри спускается по Святой лестнице, я гадаю, не в этом ли кроется еще одна причина, по которой Джозеф Вебер доверился мне: если прятаться довольно долго, стать привидением среди живых, можно навсегда исчезнуть, и никто даже не заметит. Человеку свойственно заботиться о том, чтобы след, который он оставил, кто-нибудь увидел.

      – Не знаю, что сегодня на тебя нашло, – говорит Адам, когда я скатываюсь с него и замираю, уставившись в потолок. – Но я чертовски благодарен.

      Я бы не назвала то, что сейчас между нами было, занятием любовью; скорее, это попытка заползти Адаму под кожу, раствориться в нем. Мне хочется затеряться в нем, чтобы от меня ничего не осталось.

      Я глажу пальцами его грудь.

      – Ты не находишь меня странной в последнее время?

      Он улыбается.

      – Нахожу, особенно в последние полчаса. Но меня полностью устраиваешь новая ты. – Он смотрит на часы. – Мне пора.

      Сегодня Адам проводит буддистскую похоронную церемонию в японской семье и предварительно подготовился, чтобы соблюсти все традиции. Девяносто девять и девять десятых процента японцев кремируют, сегодняшний его покойник не исключение. Вчера совершали поминальный обряд.

      – Может, останешься хотя бы ненадолго? – прошу я.

      – Нет, у меня работы по горло, – отвечает Адам. – Боюсь, как бы не напортачить.

      – Ты кремировал уже сотни умерших, – возражаю я.

      – Да, но для японцев это целая церемония. Мы не просто, как обычно, перемалываем остатки костей, существует определенный ритуал. Члены семьи берут фрагменты костей специальными палочками и кладут их в урну. – Он пожимает плечами. – Кроме того, тебе необходимо выспаться. Осталось всего несколько часов, прежде чем ты опять пойдешь готовить пончики.

      Я натягиваю одеяло до подбородка.

      – Если честно, я взяла пару выходных, – говорю я, как будто изначально это была моя идея. – Чтобы попробовать новые рецепты. Провести