Грехи наши тяжкие (сборник). Евгений Лукин

чёрным спреем? – зловеще спросила она Лёшу.

      Тот удивился, снял очки, всмотрелся в её пышущее от возмущения лицо.

      – Ты о чём, лапушка?

      – О причиндалах!

      – О чьих, прости, причиндалах?

      – О львиных!

      Вы не поверите, но кто-то в ночь с субботы на воскресенье под покровом темноты и вправду воплотил в жизнь преступный умысел Лёши Вострых, очернив из баллончика мужские достоинства обоих приворотных львов. Ничего, на мой взгляд, сверхъестественного – обычное совпадение мыслей, вполне напрашивающийся поступок.

      – Ты ж вроде радоваться должна!

      – Радоваться? – Редкий случай – у правдоискательницы перехватило дыхание. – А на кого теперь подумают?

      – Ну не на тебя же!

      – Именно что на меня! Зачем ты это сделал? Тебя просили?

      – Лапушка! – вскричал Лёша. – Да я даже не знаю, где твоя дача находится!

      – Вот только врать не надо! Не знает он! Что ж они, сами почернели?

      Мало-помалу, слово за́ слово, проступили подробности происшествия. Встал утром буржуин – глядь, а львы-то обесчещены! Позор на всю округу – уж лучше бы ворота дёгтем вымазали! Заказать пригрозил диверсанта.

      – Минутку! – на свою беду вмешался я. – А почему обязательно Лёша? Он это предложил, согласен. Но нас-то здесь, кроме него, было пятеро. И каждый слышал…

      Развернулась ко мне всем корпусом (иначе у неё не получалось), просверлила взглядом.

      – Значит, ты?

      – У меня – алиби, – поспешил откреститься я. – Кстати, у Лёши – тоже. В ночь с субботы на воскресенье мы с ним вместе пьянствовали…

      – Ну, значит, вдвоём и…

      – Да погоди ты! С чего ты вообще взяла, что подумают на тебя? Ты что, разболтала кому-нибудь? На даче…

      Запнулась, воззрилась в пустоту. Ну точно, разболтала.

      – Нет, – решительно отрубила она. – Эти не могли.

      – Кто?

      – Соседи.

      – А мы могли?

      – Вы – могли.

      К счастью, сотик, носимый ею на кожаном гайтане, даря нам с Лёшей отсрочку, заиграл нечто бравурное. Вышла.

      Мы переглянулись. И начал до нас помаленьку доходить весь ужас сложившегося положения. Это ж вам не стакан, сбитый с краешка стола чьим-то неловким локтем, – это львы, ещё и позолоченные! Съест ведь. Сгложет. Методично и неотступно изо дня в день будет долбить и долбить в одну точку, требовать чистосердечного признания, пока в наших замороченных головах не возникнет уличающе подробная картинка ночного кощунства, в котором мы затем и покаемся.

      По телефону она говорила довольно долго. Оробелая тишина стояла в офисе. Наконец хрупкая, похожая в профиль на сайгака Лина Эльбрусовна устремила на нас влажные выпуклые глаза и произнесла испуганным баском:

      – Ребята… А в самом деле, зачем вы это сделали?

* * *

      В ночь с субботы на воскресенье мы действительно – чем хотите поклянусь! – пьянствовали у Толи Чижика в связи с недавним отъездом его Людмилы на пару дней в санаторий. Собственно,