Грехи наши тяжкие (сборник). Евгений Лукин

сравнению с коллегами Президент показался ей душкой.

      – Тут, собственно… – промямлил наконец Авенир и беспомощно обернулся к Оборышеву. – Мстиша…

      Тот шумно выдохнул и с силой отёр ладонью лицо, отчего оно, впрочем, ничуть не похорошело.

      – Значит, так, – решительно сказал он. – Псих пришёл. Вот думаем, не воткнуть ли его в «загранку»…

      – Ну и втыкайте. Я-то при чём?

      – Посоветоваться хотели…

      – Прости, не поняла. Что за псих?

      – Боговидец, – напряжённо пояснил Оборышев. – Точнее, богослышец. Утверждает, что с сегодняшнего числа внешность человека будет соответствовать его моральному облику…

      При этих словах оба мужчины так и впились глазами в Акулину. Известие, однако, особого впечатления не произвело – скорчила пренебрежительную гримасу, вскинула плечи.

      – Нет, господа, вы точно вчера перебрали! Какое я имею отношение к вашим психам?

      – Что посоветуешь?

      – Похмелиться, блин!

      Мужчины сглотнули вновь. Было уже ясно, что гримаса, исковеркавшая черты надменной Акулины, останется с ней навсегда. Равно как и окривевшие плечи.

* * *

      Узнав, что его собираются воткнуть именно в курьёзы (официально рубрика называлась «За гранью культуры»), Егор Трофимович Вожделея нисколько не обиделся.

      – Это всё равно, – кротко молвил он. – Главное, чтобы услышали.

      Справедливо рассудив, что терять ему уже нечего, краткую беседу с божьим человеком провёл перед камерой сам Мстислав Оборышев. Вопросы в основном задавал натужно-игривые, внутренне обмирая при мысли о том, как он с нынешней своей рожей будет смотреться на экране.

      Акулина Истомина рыдала в гримёрной.

      Переснимать не пришлось. Внезапно подурневшая Маня, ассистент режиссёра, дала отмашку – и дамский любимчик Рудик отнял от окуляра ошеломительно мерзкую харю прожжённого альфонса и сутенёра. Обезумевшим взглядом Мстиша Оборышев обвёл присутствующих. Каких-нибудь пять минут назад все они выглядели вполне прилично, даже обаятельно. Теперь это была кунсткамера.

      – Спасибо! – выпалил он, вскакивая. – У меня к вам, Егор Трофимович, ещё пара вопросов наедине… если позволите…

      Выволок за рукав растерявшегося Вожделею в коридор, и следует сказать, очень вовремя, потому что из студии послышались уже первые вскрики.

      – Так, – хрипло сказал Мстиша. – Вот ваш пропуск – и быстро на проходную!

      – Но…

      – Нигде не задерживайтесь! И вообще мой вам совет: на люди не показываться. Хотя бы пару дней… Да! Передача – в шесть тридцать по местному времени. Вообще-то в шесть ровно, но пока дело дойдёт до «загранки»… Шесть тридцать! Не пропустите…

      Глаза его внезапно стали незрячи, и он снова оцепенел, представив, что стрясётся с телезрителями в эти самые шесть часов тридцать минут, когда истина безвозвратно уйдёт в эфир.

* * *

      Домой Мстиша вернулся к восьми, изрядно выпив для храбрости. Несмотря на многочисленные