Авантюрин. Мария Фариса

двое из Камеруна, пара из Северной Каролины и я, старик из Осло, остались на том же месте.

      Я произнёс:

      – Да… а у меня в путеводителе только номера дорог и названия населённых пунктов. Никакого чуда.

      – Надо же, мир, оказывается, интересный, – задумчиво произнесла пенсионерка из Северной Каролины.

      Вдруг в воздухе запахло раскалённым железом, мы, как шпаги, скрестили взгляды.

      – Ну что, поспорим, кто разгадает место и доберётся первым?

      – Спорим!

      – Давайте!

      Двадцать новых истин

      Давно зарос травой её двор, заколочены окна. Только ветер подметает ступеньки, дождь моет стены. Даже кот и собака, когда поняли, что в доме больше не будет хозяев, прижились в других семьях.

      Есть такие в нашей деревне, кто уже забыл, как однажды в сумерках к этому дому подъехала тёмная машина с людьми в форме. Деревенские наблюдали из темноты, как всю семью – супругов и их дочь Льен – затолкали в салон автомобиля. Дверь дома осталась настежь открытой. Даже когда машина скрылась, никто не решался запереть дом соседей: все боялись прикоснуться к проклятому месту и навлечь на себя несчастье. Чай нетронутым остыл в их чайнике для заварки. Рисовая лапша заплесневела в кастрюле. Покинутое жилище так и стояло открытым, в нём ночевали случайные путники, и каждый уносил с собой что-то.

      Месяц спустя привезли одну Льен на той же машине. Вытолкнули в пыль в испачканном, рваном платье. К ней не приблизился никто из взрослых, детям тоже не разрешили. Она не зашла в свой дом, осталась сидеть на ступеньках, тихо звала собаку и кошку, чесалась, отгоняла мошек. Провела так всю ночь. Утром по дороге прошли монахи и её забрали.

      С тех пор как Льен исчезла во второй раз, я не находил себе места. Но пока надо мной имели власть запреты матери, ничего не делал. По утрам помогал отцу расставлять сети в заливе, вечерами мы вынимали их полными рыбы. Духи были щедры к нам, почившие предки благоволили: улов был хорошим, хижина наполнялась вещами. Только мне чего-то не хватало. Годы ушли на то, чтобы понять причину моего беспокойства.

      В день моего семнадцатилетия на все подаренные родственниками деньги я купил сладостей и зонтик для тени. Шёл от монастыря к монастырю, называл её имя. К концу дня в обители на горе Таку меня попросили подождать у двери – и пустая сеть моего сердца мигом отяжелела.

      Льен подошла ко мне в серой одежде послушницы, голова обрита. Сразу узнала меня – понял это по её улыбке. Мы зашагали по лестнице вдоль соснового леса, вниз с горы, к монастырским воротам. Всю дорогу молчали: когда охватывает такая радость, тяжело подобрать нужное слово.

      Она села на ступеньку, с которой для паломников начинался подъем к огромной статуе лежащего Будды. Я развернул свёрток со сладостями, мы молча ели, наблюдая, как тени от облаков скользят по долине. Льен жевала медленно, дышала спокойно. Потом посмотрела на солнце, встала, поцеловала мне руки, произнесла: «С днём рождения» и пошла вверх по ступенькам. Только в самом конце лестницы обернулась и мне помахала.

      Я возвратился домой