Обитель милосердия (сборник). Семён Данилюк

старт. Под окнами принимались мелькать флагманы, прислушивались, приглядывались. Шепоток по Ржеву пускали:

      – Говорят, пыжика загнал. Стало быть, выхаживается. Вот-вот шабашку затрубит. Так не один год продолжалось.

      – Сдохнешь ведь от такой жизни, – глядя на почерневшего к весне сына, в бессильной тоске стонала мать.

      – Может, и к лучшему, – не спорил тот.

      И тут, глянь, женился. Вроде по дури, походя, только что не со скуки, но удача не отвернулась, в яблочко попал. Сама Нинка крупная, добрая, покладистая. Через год сына родила. И впервые пыжиковая шапка до весны дотянула, – как-то сама собой пресеклась пьянка.

      На противоположном крутом берегу Волги, среди деревянных построек, купил развалюху с двадцатью пятью сотками. Развалюху снес и на ее месте по собственному проекту принялся возводить кирпичный дом. Под узорчатый терем, как когда-то пацаном мечтал. Те же шабашники на бригадиров дом ходили как на субботники. Нинка, жена, вовсю огород обихаживала. Даже сын, малолетний Михрютка, помогал – то за матерью с лейкой топал, то возле отца отирался – шурупы подавал.

      Правда, соседи, по слухам, с брачком попались. Будто бы всю округу ябедами изгадили. А главное, зоркие: доподлинно установили, что плетень на метр заходит на их территорию. О чём Эдуарду Михайловичу и сообщили. Будто бы и заявление уже куда надо подготовили.

      Никитин, он что? Само миролюбие. Не ссориться же из-за ерунды. Зашел в дом, вынес карабин-«вертикалку», зарядил дробью, подошел к плетню да и пальнул в какого-то одичалого пса, забежавшего погреться на соседский участок. Как раз в метре от копавшихся в грядках соседей. Между делом пальнул. Мимо, конечно. Больше чтоб ствол не ржавел. И как-то насчет плетня забылось.

      Правда, еще через пару недель жене Нинке было сделано замечание, что сухие ветки в саду жгут, с риском для соседних строений. Можно и поприжать через пожарные инстанции.

      Опять же не стал Эдуард Михайлович в споры встревать. Обмотал паклей палку, сунул в керосин, поджёг – дело было к ночи, а фонари на улицах, как всегда, побили, – перелез через плетень и отправился к соседям, погостевать, познакомиться поближе. Все пристройки с факелом добросовестно обошел, во все углы заглянул. Расстроился увиденным, – слов нет!

      – Сомневаюсь, говорит, в противопожарном отношении. Домишко деревянный, ветхий, и, случись искра, не безупречный. Очень я за вас опасаюсь, как бы беды не вышло. Так что если загоритесь, кричите громче: авось успею кого из огня вытащить.

      По-доброму ободрил, по-соседски.

      На этом как-то всё и закончилось. Не было больше меж ними ни ссор, ни конфликтов каких. Очень даже милые люди оказались. И чего только злые языки не наболтают!

      Хорошо зажил Никитин, по своей правде: дом над Волгой, лодка у берега, «Жигуль» в гараже, жена ласковая, сынишка-бутуз у ног крутится, перенимает. Сам себе хозяин. А главное – от властей отгородился. Наоборот, власти, когда уж очень припечет, на поклон прибегают. Отрапортуют, например, досрочно о сдаче социального объекта, премии «срубят», а у самих нулевой цикл