Властелин Севера. Песнь меча (сборник). Бернард Корнуэлл

но это меня не касалось.

      Следующие два пленника были в ужасе. Текиль был их главарем, человеком, который ведет остальных, потому что он лучший боец, и в его внезапной смерти они увидели собственную участь. Ни один из них даже не дрался по-настоящему. Вместо того чтобы напасть на меня, оба лишь пытались защищаться, и второй пленник оказался достаточно умелым, чтобы парировать мои удары снова и снова, пока я не сделал широкий выпад. Он вскинул щит, и я пнул его в лодыжку, сбив с ног. Толпа разразилась приветственными криками, когда он умер.

      Теперь в живых остался только мальчик Ситрик. Монахи, которые хотели повесить датчан, а теперь бесстыдно веселились при виде их бесславной смерти, втолкнули его в круг из ветвей орешника, и я увидел, что Ситрик даже не умеет держать меч, щит для него – всего лишь обуза. До его смерти оставалось одно биение сердца, убить мальчишку для меня было не труднее, чем прихлопнуть муху. Он тоже понял это и заплакал.

      Мне требовалось восемь голов. У меня было только семь. Я уставился на мальчика, и тот не смог выдержать моего взгляда. Он отвел глаза в сторону и увидел кровавые полосы на земле – на том месте, где тела трех его убитых соплеменников оттащили прочь. Он упал на колени. Толпа начала глумиться. Монахи кричали, чтобы я его убил. Вместо этого я ждал, желая увидеть, что будет делать Ситрик, – и увидел, что он отчаянно превозмогает свой страх. Я видел, как мальчишка делает над собой усилие, чтобы прекратить реветь, справиться с дыханием, подчинить себе трясущиеся ноги и встать. Он поднял щит, шмыгнул носом и посмотрел мне в глаза.

      Я показал на его меч, и он послушно поднял его, чтобы умереть, как подобает мужчине.

      На его лбу, в том месте, где я ударил его рабскими кандалами, красовались багровые струпья.

      – Как звали твою мать? – спросил я.

      Он уставился на меня, словно лишившись дара речи. Монахи вопили, требуя его смерти.

      – Как звали твою мать? – повторил я.

      – Эльфлэд, – заикаясь, ответил он, но так тихо, что я не расслышал.

      Я нахмурился, выжидательно глядя на него. Тогда он повторил, уже громче:

      – Эльфлэд.

      – Эльфлэд, мой господин, – поправил я.

      – Ее звали Эльфлэд, мой господин, – послушно сказал он.

      – Он была саксонкой?

      – Да, мой господин.

      – И что, она действительно пыталась отравить твоего отца?

      Ситрик помолчал, потом понял, что, если скажет правду, это никому не принесет беды.

      – Да, мой господин.

      – И как именно? – Я возвысил голос, чтобы перекрыть шум толпы.

      – Черными ягодами, мой господин.

      – Пасленом?

      – Да, мой господин.

      – Сколько тебе лет?

      – Не знаю, мой господин.

      На вид ему было лет четырнадцать.

      – Твой отец любит тебя? – спросил я.

      Этот вопрос поставил его в тупик.

      – Кто любит меня?

      – Кьяртан. Он ведь твой отец, так?

      – Точно не знаю, мой господин, – ответил