Потаенный свет. Майкл Коннелли

банковском депозите, кажется, в Финиксе. Память у меня совсем дырявая стала – как швейцарский сыр. Депозит какого-то предприятия, где наличными расплачиваются, как в ресторане. Джек поехал в Финикс. Но выяснить, откуда эта сотенная и как попала на депозит, не сумел.

      Память возвращалась к Кроссу, но полагаться на нее целиком нельзя. Без «убойной книги» – так мы называли документацию по делу – мне далеко не уйти.

      – Спасибо тебе, Ло. Если еще что-нибудь вспомнишь, пусть Дэнни мне звякнет. Но я в любом случае скоро навещу тебя.

      – И не забудь захватить…

      – Захвачу, обязательно захвачу. Ты твердо убежден, что тебе больше ничего не нужно? Может, все-таки адвоката пригласить?

      – Нет, Гарри, никаких адвокатов. Во всяком случае, пока.

      – А если мне поговорить с Дэнни?

      – Не надо.

      – Точно?

      – Да.

      Я помахал рукой на прощание и вышел из спальни. Мне хотелось побыстрее сесть в машину и записать то, что я узнал о звонке сотрудника ФБР Джеку Дорси. Но в гостиной меня ждала Дэнни Кросс. Она сидела на диване и осуждающе смотрела на меня.

      – Ты бы включила ему судебный канал. Самое время.

      – Успею.

      – Как знаешь. Ну, я поехал.

      – Хорошо, если бы ты больше не возвращался.

      – Как получится.

      – Разве ты не видишь, что он едва держится – и физически, и психически? Спиртное плохо на него действует. Он потом несколько дней не может прийти в себя.

      – А мне показалось, что глоток-другой только на пользу.

      – Приезжай завтра пораньше. Сам увидишь.

      Я кивнул. Она была права. Я провел с паралитиком полчаса, а ей предстояло жить с ним всю оставшуюся жизнь.

      – Он говорил, что хочет умереть? А я не даю – из-за денег? – вдруг произнесла Дэнни.

      Я заколебался, но кивнул.

      – Жаловался, что я с ним плохо обращаюсь?

      – Да.

      – Он всем это говорит. Всем, кто его навещает.

      – Он прав?

      – Насчет того, что хочет умереть? День на день не приходится.

      – А насчет того, что плохо с ним обращаешься?

      Дэнни отвернулась.

      – Ты не представляешь, как тяжело с ним. Он несчастный человек. Всю свою горечь вымещает на мне. Один раз я не выдержала, выключила телевизор. Он заплакал, как ребенок. – Дэнни поглядела на меня. – Я так лишь раз поступила и жалею об этом. Не знаю, что на меня нашло. Никогда не прощу себе, никогда!

      Я старался заглянуть ей в глаза, но она закрыла лицо руками и пальцами теребила кольцо. Нервы у Дэнни сдали. Я видел, как задрожал ее подбородок и потекли слезы.

      – Я не знаю, что мне делать, – прошептала она.

      Я тоже не знал. Только знал, что надо убираться.

      – Не знаю, Дэнни. Не знаю, что мы можем сделать.

      Ничего другого мне не пришло в голову. Я вышел на улицу и зашагал к машине, чувствуя себя трусом, оставляющим двух несчастных людей одних в пустом доме.

7

      Корабли тонут не столько от болтанки, сколько от болтовни.