Потаенный свет. Майкл Коннелли

именно этот маршрут, можно было более или менее быстро доехать куда нужно, если, конечно, научился маневрировать в плотном потоке машин. Теперь же создается впечатление, будто все наши магистрали – сплошной кошмар. Нескончаемый кошмар. Постоянно попадать в пробки после многомесячного перерыва не вызывало ничего, кроме раздражения. Терпение мое уже лопалось, когда у Топанга-каньон я свернул с федеральной дороги № 101 и оставшуюся часть пути проехал жилыми кварталами. Я не старался нагнать потерянное время. Во внутреннем кармане пиджака у меня лежала плоская фляжка. Если остановит полиция, могут возникнуть проблемы. Иди доказывай…

      Минут через пятнадцать я приблизился к дому на Мельба-авеню, припарковал машину за фургоном и вылез. От боковой дверцы фургона до верхней ступеньки крыльца тянулся деревянный помост.

      В дверях стояла Дэниелл Кросс. Она молча поманила меня рукой.

      – Как он сегодня, Дэнни?

      – Как всегда.

      – Ясно.

      Я не знал, что сказать этой женщине. Не знал, как она теперь смотрит на мир. Но понимал, что в один несчастный день все ее ожидания и мечты рухнули. Дэниелл вряд ли была намного старше мужа. Наверное, лет сорок с небольшим. Но глаза у нее были потухшие, как у старухи, губы всегда плотно сжаты, уголки рта опущены.

      Она пропустила меня. Я знал, куда идти: через гостиную в холл и далее в последнюю дверь налево.

      Лоутон Кросс сидел в инвалидной коляске, которую купили вместе с фургоном на деньги, собранные полицейским профсоюзом по подписке. В углу, на кронштейне, вделанном в потолок, смонтирован телевизор. Си-эн-эн передавал очередную сводку о положении на Среднем Востоке.

      Не поворачивая головы, Кросс перевел взгляд на меня. Кожаный ремень поддерживал голову в неподвижном положении на подушке. К спинке коляски был прикреплен стояк, на нем висел пластиковый контейнер с бесцветной жидкостью, и от него тянулись трубки к его правой руке. Кросс сильно исхудал и весил сейчас килограммов пятьдесят, не более. Ключицы торчали, как обломки глиняного горшка. Кожа дряблая, сухие губы потрескались, волосы нечесаны. Я был потрясен его видом, когда после звонка Кросса впервые приехал сюда, и постарался скрыть свои чувства.

      – Привет, Ло, как ты сегодня?

      Мне жутко не хотелось задавать этот глупый вопрос, но вежливость требовала справиться о здоровье.

      – Примерно так же.

      – Угу.

      Говорил он хриплым шепотом, как у тренера, который сорок лет натаскивал футбольную команду колледжа.

      – Извини, что я опять надоедаю тебе, но так уж получилось.

      – Ты у продюсера был?

      – Да, вчера утром. Он мне целых двадцать минут подарил.

      В комнате раздавалось легкое шипение, которое я слышал и в прошлый раз. Наверное, это насос, который гонит воздух по трубкам, спрятанным у Кросса под рубашкой, ему в нос.

      – Что-нибудь выяснил?

      – Он назвал мне имена нескольких людей, которые знали о деньгах. Все из «Эйдолона».

      – Ты не спросил, что значит слово «Эйдолон»?

      – Мне и в голову не пришло. Очевидно, фамилия или что-нибудь подобное?

      – Нет. Это значит «призрак».