Портрет Алтовити. Ирина Муравьева

А отец был тихим человеком, очень тихим. Врачом из Харбина. Семья моей матери – я вам, кажется, это уже сказала – попала в Китай после революции. В юности мама болела туберкулезом, и мой отец ее вылечил. Она предложила ему жениться на ней в качестве благодарности. Отец ее очень любил. А она его всю жизнь терпела. Тут, я, конечно, немножко комкаю. – Глаза у нее опять забегали. – Но сейчас это и неважно. Когда отец умер, мама не похоронила его, а поставила урну с прахом в своей спальне.

      – Урну? В спальне? Зачем?

      – Трудно ответить. Может быть, привыкла к нему за сорок шесть лет настолько, что просто не смогла расстаться, не знаю. Может быть, чувствовала себя виноватой перед ним, были и на это свои причины. Он ей рабски служил.

      – Жутковато, – пробормотал доктор Груберт, – ничего нет беспросветнее, чем подноготная обыкновенной семьи. Я сам прошел через развод.

      – А, – прошептала она, – я не знала.

      Разговор становился сложным, и доктор Груберт не был уверен, нужен ли ему такой разговор с совершенно чужой, хотя и очень красивой, женщиной.

      – Я похожа на отца, – продолжала она, – а сестра моя Зоя, старше на четыре года, была вылитой матерью, только еще красивей. Такой красивой – проходу не давали. У нас вообще был очень странный дом. Мы с отцом и сестрой вели себя тихо-тихо, а мать нами распоряжалась. У вас есть дети?

      – Сын, – громко сглотнув, ответил он. – Майкл. Ему двадцать два года.

      – Чем он занимается?

      – Он болен. Сейчас он в клинике душевных заболеваний. В Филадельфии.

      – Простите, – прошептала она, и ему стало неприятно, что она просит прощения, словно они говорят об умершем.

      – А чем занимается ваша сестра? – спросил он, чтобы перевести разговор.

      – Моя сестра? – вздрогнула она. – Ее нет в живых, она погибла.

      – Погибла? Каким образом?

      – Она погибла, – повторила Ева. – Это случилось из-за меня.

      Доктор Груберт слегка отшатнулся.

      – Мне было шестнадцать, – не давая ему опомниться, заговорила она, – и у моей сестры появился жених. Звали его Иван Щербатов. Тоже из русской семьи, родился в Париже. Я влюбилась в него так, что заболела. Заболела по-настоящему. Есть перестала. Спать. Рвота от каждого куска. Если он подходил близко ко мне, я чуть в обморок не падала. Все замечали, кроме него. Он вообще ничего, кроме Зои, не видел. Так продолжалось примерно два-три месяца. Однажды я застала их в гостиной. Родителей в городе не было. Я увидела их спящих на диване. Спали они так крепко, что не проснулись даже тогда, когда я приоткрыла дверь. И я этого не вынесла. Просто не вынесла – и все! Побежала к себе наверх. Не знаю, что я собиралась сделать. Скорее всего, конечно, ничего. Но что-то со мной происходило, ад какой-то. Подошла к зеркалу. Серая, страшная, как скелет. А они там, внизу, спят, обнявшись. И я вдруг сказала… Жуткую вещь я тогда сказала…

      – Какую вещь? – избегая встречаться с ней глазами, пробормотал доктор Груберт.

      – «Пусть они умрут!» – вот какую. И повторила это. Много раз, не помню, сколько, очень много.

      Она закрыла лоб и глаза обеими руками.

      Пальцы были такими