Утраченный покой. Любовь Пушкарева

или призывал. Мне по-прежнему всегда было больно, но хоть не горько. Да и обращались со мной они всё же лучше, чем вампы.

      – Тебя не раскрыли? Считали человеком?

      – Да.

      Инкуб выжил в монастыре… Похоже на пошлый анекдот, на самом же деле это трагедия. Для всех.

      – Почему ты не сбежал? Тебя как-то удерживали?

      – Нет, не удерживали. Я сбегал раза три, когда становилось уж совсем невмоготу, и от голода я мог натворить глупостей. Несколько дней… куролесил и возвращался.

      – Почему? – удивилась я.

      – Бесхозный инкуб – лёгкая добыча. Я опять попал бы в плен к вампам или, если бы повезло, в рабство к filius numinis.

      Помолчав, он продолжил:

      – Я возвращался, меня наказывали… Поста и молитвы я бы не вынес, но я выкрутился: меня били плетьми и прощали довольно быстро.

      Выкрутился… Да, для инкуба физическая боль слабее мук голода.

      – Так как вы сражались с вампами?

      – Когда они поняли, кто их убивает, начали войну. За стены монастыря, на освящённую землю, они сунуться не могли, но нам была нужна еда, и за запасами приходилось ездить в городишко, а это почти сутки пути на телегах. Они убили всех в первом обозе – нам рассказали об этом крестьяне. Отправили второй обоз, и когда он возвращался, то ему навстречу вышел наш отряд, помочь продержаться ночь.

      – Каждый получил по вере его… – после паузы задумчиво произнёс Шон. – Остались только брат Петер и я. Он молился, а я, уже привыкший к силе Единого, его защищал. Он их замедлял или не подпускал, а я вцепился в него – единственную надежду не попасть снова к мертвякам – и отбивался, как только мог. Мы доставили продукты, – скупо закончил он.

      – Так вот и стали с ними бороться: кто веровал и мог сиять силой Единого, был как бы щитом, от него зависело всё, а уж «клинки» должны были постараться отсечь вампу всё, что можно, а лучше сразу голову.

      Мне вспомнился его вчерашний удар, убивший неизвестного вампа: без малейших сомнений, мгновенно, отработанно.

      – Сколько ты жил в доме Единого?

      – Несколько лет… Лет пять или даже больше.

      Ясно: у инкубов, как и у всех divinitas, плохо с чувством длительного времени, зато мы все замечательно чуем время суток.

      – А что случилось потом? Как ты от них ушёл?

      – Я не ушёл. А что случилось, я так и не понял. Что-то произошло… Они расстроились, и сила Единого перестала беспрекословно им подчиняться. Они ослабели.

      – Возможно, их объявили еретиками, – размышляла я вслух. – Отказались от этого ордена или монастыря… Тем более, там были не только мужчины, но и женщины.

      – Никто не ломал обетов, – тут же вскинулся инкуб, защищая тех, кто когда-то его приютил.

      – Я и не говорю этого, – успокоила я. – Так что же случилось? Неужели их выкосили вампы?

      – Нет, – гордо ответил он. – Многие ушли, бросили нас, перешли в другой монастырь,