Утраченный покой. Любовь Пушкарева

ею, перед смертью он отдал мне часть себя, и эта часть пробудилась, когда я спасла убивавшего себя Лилию-Лиана. Пижма наверняка потомок Календулы, не сын, так внук, потому он и кажется мне родным… несмотря ни на что.

      Мы сидели под припекающим солнцем, вбирая его в себя и терпеливо ожидая, когда же оно устанет и начнёт своё медленное падение к горизонту. После полудня мы с Пижмой, взявшись за руки, бродили между полосами плантации. Я размышляла, где лучше разбить грядки для пижмы и, может быть, календулы. Пару раз вдали показывался Шон, но я жестом отсылала его; Митх и Тони, судя по запаху костра, устроили барбекю возле домика; флерсов не было видно, но иногда доносились весёлые отголоски их хрустальных голосов. А мы с Пижмой, никуда не спеша, до самого вечера обходили каждую пядь цветочных полей.

      Когда свет стал совсем жёлтым, мы пошли к сброшенной флерсами одежде, и я, накинув на Пижму плащ, повела его к домику. Мужчины жарили что-то странное на костре, кажется, овощи. Митх был у мангала, Шон внимательно следил за его действиями, запоминая; Тони скептично и с превосходством скалился…

      Кажется, у них всё просто прекрасно.

      – Я бы добавил шафран, но хорошего шафрана не достать… – комментировал Митх.

      – Шафран? – с сомнением переспросил Шон. – Да просто красный перец!

      – Он сильно жгуч, но… попробуем.

      Тут мужчины заметили меня и напряглись, непосредственности как не бывало, они уставились на меня и Пижму, не зная, как себя вести.

      – А что вы такое готовите? – я дала понять, что не надо напрягаться и чувствовать себя «на работе».

      – Да вот… цуккини на мангале.

      – А ты, Тони, свой кусок мяса уже и приготовил и съел? – с улыбкой спросила я.

      – Да, хозяйка, – довольно щурясь, ответил он. – И этот кусок был большим.

      Волк…

      – Цуккини… – я почувствовала, что голодна.

      – Да, цуккини с разными приправами… экспериментируем…

      – Ой, а можно мне?

      – Конечно, мэм, и вам, и… мальчику, – ответил Митх.

      Я с сомнением оглянулась на Пижму: вряд ли он будет есть кабачки, да ещё и со специями.

      – А фруктов вы не купили?

      – Купили, – и Шон ушёл в домик. Вернулся он с виноградом и апельсинами. Отбраковав цитрусы, я пообрывала виноградины, усадила Пижму, незаметно чмокнув его в лоб, пробуждая каплей силы, и положила виноградину в руку.

      Митх, как настоящий американец, старался не таращиться и усиленно делал вид, что всё о’кей, хотя и чувствовал себя неуютно рядом с «ущербным». А Шон и Тони без зазрения совести разглядывали флерса.

      – Пижма, ешь, – произнесла я, копируя интонации Мальвочки.

      Флерс задумчиво поднёс руку с виноградиной ко рту, так же задумчиво подержал перед собой, а потом положил в рот. Я поставила ему тарелку с ощипанными ягодами на колени, и он принялся неспешно их есть.

      – Может, он съел бы что-то посущественнее? –