Утраченный покой. Любовь Пушкарева

делать усилия, чтобы и любопытство своё удовлетворить, и не вызвать подозрения у индуса чрезмерным вниманием к воздуху рядом со мной.

      Когда флерсы скрылись, Шон мрачнел с каждым мгновением, а потом вдруг извинился и бегом скрылся в домике. Мы с Митхом переглянулись

      – Я схожу, посмотрю, – обеспокоенно сказала я.

      Солнце садится и вот-вот коснётся горизонта…

      Я вошла в двери и, не успев привыкнуть к полутьме, услышала сдавленный стон и ощутила вспышку алой силы инкуба, запахло корицей… Но вдруг всё исчезло, как будто что-то невидимое и мощное всосало всё в себя. Сила исчезла, запах тоже. Повисла гнетущая тишина.

      – Шон… – тихо и испуганно позвала я.

      Тяжёлый с присвистом вдох.

      – Шон!

      – Я в порядке, – он постарался это сказать обычным голосом.

      Наконец, я увидела его в темноте, он, пошатываясь, поднимался с колен.

      – Как же ты так… каждую ночь? – вырвалась вслух мысль.

      – Да нормально, – он уже почти пришёл в себя, – туалеты есть везде. Можно запереться.

      С языка рвалось: «О Шон, мне так жаль», но я понимала, что моя жалость его оскорбит. И ещё я где-то слышала, что жалость – это нетерпение сердца.

      А я давно училась быть терпеливой.

      – Пойдём, а то Митх…

      – Да, леди, – он отряхнулся и, оглянувшись, схватил апельсины, как повод посещения домика. Мы вышли к Митху как ни в чём не бывало, у него хватило такта поддержать эту маленькую ложь.

      Я отвела полусонного Пижму в оранжерею к флерсам, по пути к нам присоединился Тони.

      – Есть в них что-то отвратительно беззащитное, – вдруг произнёс он, кивнув на флерса.

      Я задумалась, не зная, что ответить.

      – Есть. Но иногда, очень редко, такое полное отсутствие агрессии бывает мощным оружием.

      – Аха. Только ему и тем беловолосым это оружие не сильно помогло, а?

      – Жестокий ты, Тони.

      – Какой есть, – нахмурившись, ответил он.

      – Угу. Вот и они – какие есть.

      – Эй, хозяйка, надеюсь, ты не будешь толкать всякую чушь про то, что я должен относиться к каждой козявке или мясцу с уважением? А?

      Я остановилась, глядя ему в лицо.

      – Конечно, нет, волк. С тебя вполне достаточного того, что я, твоя хозяйка, хорошо отношусь к флерсам, а значит, и ты будешь к ним хорошо относиться, а также к людям, которые мне дороги или полезны. Тебе всё ясно, волк?

      – Да. Мне ясно, – он приблизил лицо, всматриваясь мне в глаза. – А ты будешь ко мне хорошо относиться? Ты поможешь мне, как помогаешь им? Полнолуние через две ночи.

      – Я помню. И не смей сомневаться во мне.

      – Пати, не играй в эти игры, – вдруг взорвался он. – Трахнуться нам надо! Переспать!

      Тут и я завелась:

      – Я не трахала тебя, когда спасала! Filii numinis – не просто долгоживущие ничтожества, как вы, мохнатые, думаете. Мы можем управлять силой осмысленно, осознанно, а не только инстинктивно, как вы, сотворённые!

      ТиГрей схватил с земли