Пустота. Джек Дуглас Хорн

повернулась к нам.

      – Должно быть, ваш отец ее очень любил, – добавила она, бросив взгляд на портрет. – От такого лица мужчина может все позабыть.

      Что-то в ее словах задело меня, но Айрис ничего не заметила.

      – Вряд ли, конечно, папа все позабыл, хотя свое сердце он точно потерял.

      – Может, пойдем к Мартеллу? – предложила я. Внешнее восхищение Джессамины моей бабушкой показалось мне подозрительным.

      – Стол принадлежал вашему отцу? – спросила Джессамина, не обращая на меня внимания.

      Теперь она почему-то начала водить ладонью по столешнице. Может, проверяла поверхность на наличие пыли?

      – Да, а еще раньше он принадлежал его отцу. Не представляет ценности, как антиквариат, но определенно очень ценен для его детей.

      – Его детей, – повторила Джессамина.

      Это не было вопросом, но Айрис решила, что надо ответить.

      – Да. Нас трое. Эллен, Оливер и я – Айрис.

      Про мою мать она помалкивала, и я прекрасно ее поняла.

      – Ты хорошо знала своих бабушку с дедушкой? – спросила Джессамина, обращаясь ко мне.

      – Хорошо? – переспросила я. Мне не нравилось ее поведение, а еще она слишком быстро переходила границы. Хотя, с другой стороны, я относилась к ней с некоторой симпатией, как к родственнице Хило.

      – Едва их помню, – произнесла я. – Но однажды я играла в саду и смотрела, как бабушка возится с цветами, а потом уставилась в окно. Дед сидел, курил трубку и читал газету.

      Я будто наяву представила себе доброе лицо дедушки и еле уловимый сладкий запах вишневого трубочного табака.

      – Милая, что с тобой? – воскликнула Айрис, глядя на меня, как на дурочку. – Твои бабушка и дедушка умерли, когда тебя еще на свете не было!

      Я смутилась.

      – Конечно.

      Откуда же у меня вдруг возникло столь отчетливое воспоминание?

      – Наверняка ты слышала, как мы о них рассказывали, а потом приняла наши истории за свои воспоминания.

      А может, я еще ребенком ухитрилась поймать моменты прошлого, которые впечатались в окружающую обстановку. Но нет, такие картинки похожи на трехмерный кинофильм. А мои «воспоминания» про бабушку с дедушкой были для меня реальными, всамделишными.

      Я боролась с этим странным ощущением, но Джессамина прервала ход моих раздумий. Она уверенно прошла по комнате, ее шаги приглушал персидский ковер, на котором когда-то стояла моя бабушка. Джессамина взяла фотографию моего деда: в правой руке он держал удочку, а левую положил на плечо восьмилетнего Оливера. Он не смотрел в объектив, а с гордостью любовался своим единственным сыном. Не знаю, кто являлся автором снимка. Наверное, бабушка – ведь дед буквально светился от счастья. Что за волшебный момент попал на пленку! Мне всегда нравилась эта фотография.

      Джессамина, не мигая, глазела на изображение. Уголки ее губ опустились, затем она презрительно прищурилась.

      – Они же вместе умерли, верно? – уточнила она, швырнув снимок, и тот спикировал на стол лицом вниз.

      Айрис нервно улыбнулась и ринулась вперед, чтобы