Руби. Вирджиния Эндрюс

стонать. Я вы терла руки и подошла к нему. Он бормотал, не открывая глаз:

      – Она не имеет права… не имеет… Она была влюблена… Я не виноват. Какая тогда разница? Скажи мне… скажи…

      – О чем ты, дедушка? Кто влюблен?

      – Скажи, какая разница, – продолжал бормотать он. – Разве ты имеешь что-то против денег? Вот как…

      – Дедушка, да кто влюблен-то? И про какие деньги ты говоришь?

      Дедушка застонал и повернулся на другой бок.

      – Что у вас тут? – спросил Пол, принесший воды.

      – Он разговаривал во сне. Но я ничего не поняла. Полная бессмыслица.

      – Кто бы сомневался.

      – Я думаю… это как-то связано с бабушкой Кэтрин… с их ссорой. Должна же быть причина, по которой они так злятся друг на друга.

      – По-моему, Руби, эта причина очевидна. Посмотри, в какую скотину он сам превратился, в какой хлев превратил свой дом. Естественно, твоя бабушка не хочет жить с ним под одной крышей.

      – Нет, Пол. Все не так просто. Может, он все-таки скажет…

      Я опустилась на колени перед дедушкиной кроватью и потрясла его за плечо:

      – Дедушка!

      – Будь они прокляты, эти нефтяные компании, – пробормотал он. – Осушают болота, губят живность… Ондатры из-за этого дохнут… Жрать нечего…

      – Дедушка, кто влюблен? О каких деньгах ты говорил? – настаивала я на своем.

      Вместо ответа дедушка разразился оглушительным храпом.

      – Когда он в таком состоянии, разговаривать с ним не имеет смысла, – вмешался Пол.

      Я покачала головой и поднялась с колен.

      – Правду он скажет только в таком состоянии. Трезвый он будет молчать как рыба. И бабушка Кэтрин ни за что не проговорится.

      Пол сжал мою руку:

      – Я попытался немного прибраться, но, чтобы привести эту берлогу в порядок, нужно несколько дней.

      – Еще бы! Нам пора ехать. Моторку оставим на причале возле моего дома. Завтра он доберется туда на пироге и заберет ее.

      – Бедняга, – вздохнул Пол. – Представляю, как у него будет стучать в голове. Словно там десяток барабанщиков.

      Мы вышли из хижины и уселись в моторку. По пути домой мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, и почти не разговаривали. Пол обнимал меня, я опустила голову ему на плечо. Нас сопровождала причудливая какофония ночных звуков – уханье сов, плеск воды, в которой скользили змеи и аллигаторы, кваканье лягушек. Но в ушах у меня звучало пьяное бормотание деда. Не замечая ничего вокруг, я ломала голову над его словами и очнулась, лишь когда Пол коснулся губами моего лба. Он заглушил мотор, и лодка плавно заскользила к берегу.

      – Руби, как здорово было сидеть с тобой вот так, – прошептал Пол. – Я был бы счастлив всю жизнь держать тебя в объятиях. Ну или хотя бы обнимать тебя всякий раз, когда мне этого хочется… То есть всегда!

      – Мне тоже этого хочется, Пол, – ответила я, неотрывно глядя ему в лицо.

      Губы наши встретились. Поцелуй был нежным, почти робким, но долгим. Лодка мягко ударилась о берег, но