Я уеду жить в «Свитер». Анна Никольская

и замираю посреди коридора.

      Дальше-то мне куда бежать?

      Сильно старше

      Мы с Веркой сидим во дворе на перилах под старыми тополями. Мама с тетей Светой готовятся к празднику. У Евгения Олеговича круглая дата – сорок лет. Нас выпроводили погулять, чтобы мы под ногами не мешались. Праздновать решили у нас, конечно, – это из-за мебели. У нас есть стулья, диваны, кресла и раздвижной стол. Рассядется почти весь оркестр – та его часть, с которой Евгений Олегович не враждует.

      – Твоя мама раньше моей умрет, – ни с того ни с сего заявляет Верка.

      – Что?

      В этом вся Верка, понимаете? Вот кто еще такие вещи может вслух сказать? Или даже думать об этом. Я больше никого не знаю, кто так может.

      – Тетя Люда моей мамы сильно старше.

      – Ну и что из этого? – говорю. – Это еще ничего не значит.

      – Конечно же значит. – Верка смотрит мне в глаза и улыбается.

      Я отвожу взгляд. Зачем она мне это говорит?

      – Люди в старости в основном умирают. Поняла? А моя мама молодая.

      – Моя тоже! – кричу. Я вскакиваю с перил. – Дура, она не умрет!

      – Все умирают. Успокойся и сядь.

      Я подчиняюсь. Снова усаживаюсь рядом. Некоторое время мы молчим.

      Я замечаю, что Верке на голову падает тополиная почка. Прилипает к волосам. Я протягиваю руку, чтобы ее убрать, Верка вдруг размахивается и бьет меня по лицу. Со всей силы ладошкой.

      Потом она убегает за гаражи, где курят взрослые мальчишки. А я поднимаюсь домой и с ревом рассказываю все маме.

      Через час приходят гости, начинается праздник.

      Глава 5

      Цифровой детокс

      – Что, прямо так и сказала?

      Маша, кажется, мне не верит. Она вообще такой природный уникум: верит исключительно в доброе и светлое. Всех людей вокруг считает ангелами небесными, как минимум. На нее один раз наехала машина, там за рулем какой-то парень оказался. Без прав, еще младше нас, кажется. Он решил на папиной машине покататься, а тут Маша идет.

      В общем, она ногу сломала, когда от этого безумца отпрыгивала в сугроб. А когда дело дошло до суда, Маша позвонила его родителям и сказала, что претензий не имеет. Я чуть с ума не сошла! Представляете, она не имеет! Хотя сама три месяца в гипсе проходила, мы его всем классом расписали фломастерами. Красиво получилось.

      Мы идем с ней по Ленина. В «Свитер» направляемся, там наши уже заждались, наверное.

      – «Заткни рот», представь! У меня в доме сидит, главное, и «заткни рот»!

      – Слушай. – Маша в задумчивости останавливается. – У нее все-таки мама умерла. Я представляю, каково ей сейчас.

      – Маш, я тоже прекрасно представляю. – Я так волнуюсь, что не знаю, какие слова лучше подобрать, чтобы Маша меня поняла. – Ну то есть… Ты знаешь, она всегда такой была. Всю жизнь, сколько я ее помню. Мама тут совершенно ни при чем!

      – Не знаю. – Машка шмыгает носом. – Мне кажется, это все-таки травма у нее. Психологическая. Может, ее к психологу сводить?

      – У меня мама психолог! Вернее, психиатр. Куда ее еще вести?

      – Вот видишь. Тебе надо просто потерпеть. Она