Максим. Леонида Подвойская

открыл глаза и осмотрелся, наконец, вокруг. Действительно, больница была помещена в бывшем дворце, или поместье, или замке. Пышное, но запущенное здание летом наверняка утопало в зелени каштанов. Но сейчас на вековых деревьях только-только проклюнулись листочки. Старое здание, как и Максим, сейчас лениво грелось в лучах весеннего солнца.

      Юноша вдруг отчетливо понял, что выздоровел. Ему хотелось общаться с друзьями, читать интересные книги, болтаться по вечерам по городку, тайком пробираться на аэродром и… пойти на уроки! Последнее желание было настолько удивительным, что он даже потряс головой. Может, он все-таки болен? Нет, его нестерпимо потянуло на занятия. Какое-то сладостное предчувствие новых чудес манило его, и юноша решительно поднялся со скамейки.

      – Пора! – сообщил он сам себе, но был неправильно понят Хомой.

      – Если боишься простудиться, то иди. Я еще посижу. Внутри такая вонища…

      – Из-за нас и вонища. Что я, что ты – сколько под себя гадили?

      – А пусть бы сразу же убирали. За это им и платят, – свернул второй подросток ответственность за запахи на других. – Тебя проводить? – вдруг проявил он заботу.

      – Да нет. Я сам.

      Максим на одном дыхании поднялся по крутой лестнице на третий этаж, прошел по коридору и остановился у стола дежурной.

      – Светланочка, а когда меня выпишут? – спросил он у болтающей по телефону медсестры.

      Медсестра, возмущенная таким обращением, вскочила и резко обернулась. Но, увидев улыбающегося пациента, почему-то перекрестилась и тяжело осела на стул.

      – Чудеса, – прошептала она.

      – Что? Что? – пытался уточнить заинтригованный подросток.

      – На себя посмотри, что, – посоветовала медсестра. – Час назад я тебя отпустила во двор. Белый как смерть (тьфу, тьфу, тьфу) был. А теперь? Кровь с молоком.

      – Загар, весеннее солнце, – даже не заглядывая в зеркало, оправдывался Максим.

      По собственному самочувствию он понял – девушка не врет.

      – И ты туда же. Чудеса продолжаются, – констатировала она. – Когда выпишут? Пока полностью не исследуют ваши случаи – не выпишут.

      – А сколько это – полностью? – озадаченно попытался уточнить юноша.

      – Это у профессора спроси… Сейчас даже смену сдавать не хочется, – продолжила она. – И Маринка молчит. Что ни спрошу о той ночи, «не помню» говорит. А ведь она-то все помнит, язва эта.

      Максим сел рядом на убогий стул и удивленно уставился на медсестру.

      – Ну, чего зенки вылупил? Тоже влюбился? А я говорю – язва! – почему-то озлилась медсестра. – Послушай, парнишка, я знаю, что говорю. И если она молчит, значит…

      «Я ее просил молчать, – вспомнил подросток. – И она молчит. Очень мило. Может, еще и гипноз? Или что?» Он вспомнил сегодняшнего странного скворца и решил проверить.

      – Пора спать, – скомандовал он болтушке. Та вдруг прервала свою изобличительную речь, зевнула и стала расстегивать халат.

      «Может, прикалывается?» – подумал Максим, когда толстушка