Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). Дмитрий Мережковский

и растерянной улыбкой, выкатив огромные белесоватые глаза.

      «Я – у ног этого заморыша, слабоумца, я – внучка Фердинанда Арагонского!»

      Встала; бледные щеки ее вспыхнули. Король чувствовал, что необходимо сказать что-то, как-нибудь выйти из молчания. Он сделал отчаянное усилие, задергал плечом, заморгал глазами и, пролепетав только свое обычное: «А? А? Что такое?» – заикнулся, безнадежно махнул рукой и умолк.

      Герцогиня смерила его глазами с нескрываемым презрением. Карл опустил голову, уничтоженный.

      – Бриссоне, пойдем, пойдем… что ли… А?..

      Пажи распахнули двери. Карл вошел в комнату герцога.

      Ставни были открыты. Тихий свет осеннего вечера падал в окно сквозь высокие золотые вершины парка.

      Король подошел к постели больного, назвал его двоюродным братцем – mon cousin и спросил о здоровье.

      Джан-Галеаццо ответил с такою приветливою улыбкою, что Карлу тотчас сделалось легче, смущение прошло, и он мало-помалу успокоился.

      – Господь да пошлет победу вашему величеству, государь! – сказал, между прочим, герцог. – Когда вы будете в Иерусалиме, у Гроба Господня, помолитесь и за мою бедную душу, ибо к тому времени я…

      – Ах, нет, нет, братец, как можно, что вы это? Зачем? – перебил его король. – Бог милостив. Вы поправитесь… Мы еще вместе в поход пойдем, с нечестивыми турками повоюем, вот помяните слово мое! А? Что?..

      Джан-Галеаццо покачал головой:

      – Нет, куда уж мне!

      И, посмотрев прямо в глаза королю глубоким испытующим взором, прибавил:

      – Когда я умру, государь, не покиньте моего мальчика, Франческо, а также Изабеллу; она несчастная – нет у нее никого на свете…

      – Ах ты, Господи, Господи! – воскликнул Карл в неожиданном, сильном волнении; толстые губы его дрогнули, углы их опустились, и, словно внезапным внутренним светом, лицо озарилось необычайной добротою.

      Он быстро наклонился к больному и, обняв его с порывистою нежностью, пролепетал:

      – Братец мой, миленький!.. Бедный ты мой, бедненький!..

      Оба улыбнулись друг другу, как жалкие больные дети, – и губы их соединились в братском поцелуе.

      Выйдя из комнаты герцога, король подозвал кардинала:

      – Бриссоне, а, Бриссоне… знаешь, надо как-нибудь… того… а? Заступиться… Нельзя так, нельзя… Я – рыцарь… Надо защитить… слышишь?

      – Ваше величество, – ответил кардинал уклончиво, – он все равно умрет. Да и чем могли бы мы помочь? Только себе повредим: герцог Моро – наш союзник…

      – Герцог Моро – злодей, вот что – да, человекоубийца! – воскликнул король, и глаза его сверкнули разумным гневом.

      – Что же делать? – молвил Бриссоне, пожимая плечами, с тонкой, снисходительной усмешкой. – Герцог Моро не хуже, не лучше других. Политика, государь! Все мы люди, все человеки…

      Кравчий поднес королю кубок французского вина. Карл выпил его с жадностью. Вино оживило его и рассеяло мрачные мысли.

      Вместе с кравчим вошел вельможа от герцога с приглашением на ужин. Король отказался.