Воскресшие боги (Леонардо да Винчи). Дмитрий Мережковский

[11], поют тебе осанну!

      – Ты, кажется, в ударе, Бернардо? Послушай-ка, мне нужно еще одно стихотворение.

      – Любовное?

      – Да. И страстное.

      – Герцогине?

      – Нет. Только смотри у меня, не проболтайся!

      – О, синьор, вы меня обижаете. Да разве я когда-нибудь?..

      – Ну, то-то же.

      – Нет, нем как рыба!

      Бернардо таинственно и почтительно заморгал глазами.

      – Страстное? Ну а как? С мольбой или с благодарностью?

      – С мольбой.

      Поэт глубокомысленно сдвинул брови:

      – Замужняя?

      – Девушка.

      – Так. Надо бы имя.

      – Ну вот! Зачем имя?

      – Если с мольбою, то не годится без имени.

      – Мадонна Лукреция. А готового нет?

      – Есть, да лучше бы свеженькое. Позвольте в соседний покой на минутку. Уж чувствую, выйдет недурно; рифмы в голову так и лезут.

      Вошел паж и доложил:

      – Мессер Леонардо да Винчи.

      Захватив перо и бумагу, Беллинчони юркнул в одну дверь, между тем как в другую входил Леонардо.

      V

      После первых приветствий герцог заговорил с художником о новом громадном канале, Навильо-Сфорцеско, который должен был соединить реку Сезию с Тичино и, разветвляясь в сеть меньших каналов, оросить луга, поля и пастбища Ломеллины.

      Леонардо управлял работами по сооружению Навильо, хотя не имел чина герцогского строителя, ни даже придворного живописца, сохраняя, по старой памяти, за один давно уж изобретенный им музыкальный прибор, чин музыканта, что было немногим выше звания таких придворных поэтов, как Беллинчони.

      Объяснив с точностью планы и счеты, художник попросил сделать распоряжение о выдаче денег для дальнейших работ.

      – Сколько? – спросил герцог.

      – За каждую милю по 566, всего 15 187 дукатов, – отвечал Леонардо.

      Лодовико поморщился, вспомнив о 50 000, только что назначенных для взяток и подкупа французских вельмож.

      – Дорого, мессер Леонардо! Право же, ты разоряешь меня. Все хочешь невозможного. Ведь вот Браманте тоже строитель изрядный, а никогда таких денег не требует.

      Леонардо пожал плечами.

      – Воля ваша, синьор, поручите Браманте.

      – Ну, ну, не сердись. Ты знаешь, я тебя никому в обиду не дам!

      Начали торговаться.

      – Хорошо, успеем завтра, – заключил герцог, стараясь, по своему обыкновению, затянуть решение дела, и начал перелистывать тетради Леонардо с неоконченными набросками, архитектурными чертежами и замыслами.

      На одном рисунке изображена была исполинская гробница – целая искусственная гора, увенчанная многоколонным храмом с круглым отверстием в куполе, как в римском Пантеоне, чтобы озарять внутренние покои усыпальницы, превосходившей великолепием египетские пирамиды. Рядом были точные цифры и подробный план расположения лестниц, ходов, зал, рассчитанных на пятьсот могильных урн.

      – Что это? – спросил герцог. – Когда и для кого ты задумал?

      – Так, ни для кого.