Ворошиловград. Сергей Жадан

Герман?

      – Ты меня знаешь?

      – Мне Шура сказал, что ты зайдешь.

      – Травмированный?

      – Да. Садись, – она встала с бумаг, указывая на стул возле стола.

      Бумаги тут же завалились. Я наклонился было, чтобы собрать, но Ольга остановила:

      – Брось, – сказала, – пусть лежат. Их давно пора выбросить.

      Она села в свое старое кресло, обтянутое дерматином, и положила ноги на стол, как копы в кинофильмах, придавив кроссовками какие-то отчеты и формуляры. Платье на мгновение задралось. У нее были красивые ноги – длинные худые икры и высокие бедра.

      – Куда ты смотришь? – спросила она.

      – На формуляры, – ответил я и сел напротив. – Оль, я хотел поговорить. У тебя есть пара минут?

      – Есть час, – ответила она. – Хочешь поговорить о своем брате?

      – Точно.

      – Ясно. Знаешь что? – она резко убрала ноги, икры снова промелькнули перед моими глазами. – Пошли в парк. Тут дышать нечем. Ты на машине?

      – Попуткой, – ответил я.

      – Не страшно. У меня скутер.

      Мы вышли, она закрыла за собой дверь на висячий замок, села на скутер, тот с третьей попытки завелся. Кивнула мне, я сел, легко взяв ее за плечи.

      – Герман, – повернулась она, перекрикивая скутер, – ты когда-нибудь ездил на скутере?

      – Ездил, – крикнул я в ответ.

      – Знаешь, как руки держать надо?

      Я смущенно убрал руки с ее плеч и положил на талию, ощущая под платьем ее белье.

      – Не увлекайся, – посоветовала она, и мы поехали.

      Парк был напротив, нужно было всего лишь перейти дорогу. Но Ольга промчалась по улице, выехала на пешеходную часть и нырнула в густые кусты, которыми была обсажена территория парка. Тут была тропинка. Ольга умело проскользнула между деревьями, и вскоре мы выскочили на асфальтовую дорожку. Аллеи были солнечные и пустые, за деревьями виднелись аттракционы, качели, сквозь которые пробивались молодые деревья, детская площадка, где из песочниц рвалась вверх трава, будки, в которых раньше продавались билеты, а теперь мягко ворковали сонные голуби и прятались бродячие собаки. Ольга объехала фонтан, свернула в боковую аллею, проскочила мимо двух девочек, выгуливавших такс, и остановилась у старого бара, стоявшего над речкой. Бар тут был с давних времен, в конце восьмидесятых, помню, в одной из его комнат открыли студию звукозаписи, перегоняли винил на бобины и кассеты. Я тут, еще когда был пионером, записывал хэви-металл. Бар, как оказалось, все еще работал. Мы зашли внутрь. Это было довольно просторное помещение, насквозь пропахшее никотином. Стены обшиты деревом, окна завешены тяжелыми шторами, во многих местах прожженными окурками и измазанными губной помадой. За стойкой бара стоял какой-то чувак, лет шестидесяти, цыганской наружности, я имею в виду – в белой рубашке и с золотыми зубами. Ольга поздоровалась с ним, тот кивнул в ответ.

      – Не знал, что этот бар еще работает, – сказал я.

      – Я сама тут сто лет не была, – объяснила Ольга. – Не хотела говорить с тобой в офисе. Здесь спокойнее.

      Подошел