Прелести культуры (сборник). Михаил Зощенко

вы, – говорит, – меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, – говорит, – как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.

      – Можно, – говорю.

      И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.

      На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке.

      Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит.

      – Здравствуйте, – говорю.

      – Здравствуйте.

      – Интересно, – говорю, – действует ли тут водопровод?

      – Не знаю, – говорит.

      И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.

      А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:

      – Ежели, – говорю, – вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.

      – Мерси, – говорит.

      И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.

      А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос.

      Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.

      Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.

      Я говорю:

      – Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.

      А она говорит:

      – Нет.

      И берет третье.

      Я говорю:

      – Натощак – не много ли? Может вытошнить.

      А она:

      – Нет, – говорит, – мы привыкшие.

      И берет четвертое.

      Тут ударила мне кровь в голову.

      – Ложи, – говорю, – взад!

      А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.

      А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять.

      – Ложи, – говорю, – к чертовой матери!

      Положила она назад. А я говорю хозяину:

      – Сколько с нас за скушанные три пирожные?

      А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет.

      – С вас, – говорит, – за скушанные четыре штуки столько-то.

      – Как, – говорю, – за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.

      – Нету, – отвечает, – хотя оно и в блюде находится, но надкус на ем сделан и пальцем смято.

      – Как, – говорю, – надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.

      А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит.

      Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.

      Одни говорят – надкус сделан, другие – нету. А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось – народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.

      Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная,