Прелести культуры (сборник). Михаил Зощенко

туда и через минуту, вздыхая и тихонько откашливаясь, выходили, кланяясь угодникам.

      «Торопится поп, – подумала Фекла. – И чего торопится. Не на пожар ведь. Неблаголепно ведет исповедь».

      Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.

      – Как звать-то? – спросил поп, благословляя.

      – Феклой зовут.

      – Ну, рассказывай, Фекла, – сказал поп, – какие грехи? В чем грешна? Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к Богу прибегаешь?

      – Грешна, батюшка, конечно, – сказала Фекла, кланяясь.

      – Бог простит, – сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью. – В Бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли?

      – В Бога-то верую, – сказала Фекла. – Сын-то, конечно, приходит, например, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.

      – Это хорошо, матка, – сказал поп. – Не поддавайся легкому соблазну. А чего, скажи, сын-то говорит? Как осуждает?

      – Осуждает, – сказала Фекла. – Это, говорит, пустяки – ихняя вера. Нету, говорит, не существует Бога, хоть все небо и облака обыщи…

      – Бог есть, – строго сказал поп. – Не поддавайся на это… А чего, вспомни, сын-то еще говорил?

      – Да разное говорил.

      – Разное! – сердито сказал поп. – А откуда все сие окружающее? Откуда планеты, звезды и луна, если Бога-то нет? Сын-то ничего такого не говорил, откуда, дескать, все сие окружающее? Не химия ли это? Припомни – не говорил он об этом? Дескать, все это химия, а?

      – Не говорил, – сказала Фекла, моргая глазами.

      – А может, и химия, – задумчиво сказал поп. – Может, матка, конечно, и Бога нету – химия все…

      Бабка Фекла испуганно посмотрела на попа. Но тот положил ей на голову епитрахиль и стал бормотать слова молитвы.

      – Ну иди, иди, – уныло сказал поп. – Не задерживай верующих.

      Фекла еще раз испуганно оглянулась на попа и вышла, вздыхая и смиренно покашливая. Потом подошла к своему угодничку, посмотрела на свечку, поправила обгоревший фитиль и вышла из церкви.

      1923

      Беда

      Егор Иваныч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало – не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.

      А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна была лошадь.

      «Вот куплю, – думал, – лошадь и клюкну тогда. Будьте покойны».

      Два года копил мужик деньги и на третий подсчитал свои капиталы и стал собираться в путь.

      А перед самым уходом явился к Егору Иванычу мужик из соседнего села и предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил. И даже испугался.

      – Что ты, батюшка! – сказал он. – Я два года солому жрал – ожидал покупки. А тут накося – купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка будет… Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. По-настоящему чтобы.

      И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, натянул сапоги, взял в руки палку и пошел.

      А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.

      Была