Край навылет. Томас Пинчон

время не прошло, оно еще не наступило.

      Перед сном Эрни, бывало, рассказывал дочерям страшные истории про черные списки. У некоторых детей были Семь Гномов, у Максин и Брук – Голливудская Десятка. Тролли, злые колдуны и прочее обычно бывали республиканцами 1950-х, сочившимися токсичной ненавистью, застрявшими году в 1925-м в своем едва ли не телесном отвращении ко всему чуть левее «капитализма», под которым они обычно понимали удержание всевозрастающих куч денег подальше от покусительств ВНС. Если растешь в Верхнем Уэст-Сайде, невозможно не слышать о таких людях. Максин часто задается вопросом, не направило ли это ее к расследованию мошенничеств так же, как, возможно, Брук отрулило в сторону Ави и техно-версии политики.

      – Так ты ему перезвонишь?

      – Ты прям как эта-как-ее-там. Не, пап, нет у меня такого в планах.

      Но Максин, похоже, тут выбирать не приходится. Назавтра, вечерний час пик, только дождь начинается… иногда она не может устоять, ей нужно выйти на улицу. Что могло быть лишь просто-напросто точкой в цикле трудодней, реконвергенцией того, что разбросали будни, как где-то сказала Сапфо еще в каком-то студенческом курсе, Максин забывает, становится миллионом пешеходных драм, всякая заряжена тайной сильнее, чем вообще может позволить дневной свет со своим высоким давлением на барометре. Все меняется. Вот этот чистый, облитый дождем запах. Шум движения сжижается. Отражения улицы в окнах городских автобусов заполняют салоны нечитаемыми трехмерными изображениями, когда поверхность необъяснимо преобразуется в объем. Средние наглые манхэттенские шмаки, толпой загромождающие тротуары, тоже приобретают некую глубину, некую цель – они улыбаются, они сбавляют шаг, даже с сотовым телефоном, приклеенным к уху, они скорее станут кому-то петь, чем трепаться. Кое-кто, видят, выгуливает под дождем комнатные растения. Даже легчайшие контакты зонтика-с-зонтиком могут быть эротичны.

      – Если это правильный зонтик, ты имеешь в виду, – однажды постаралась прояснить Хайди.

      – Привереда Хайди, любой зонтик, какая разница?

      – Ветреница Макси, там может оказаться Тед Банди.

      Что сегодня вечером оказывается чем-то вроде вообще-то. Максин под какими-то строительными лесами пережидает краткое обострение ливня, как вдруг начинает осознавать некое мужское присутствие. Соприкасаются зонтики. Чужаки в ночи, переглянулись… Нет постой, тут что-то другое.

      – Вечер, миз Тарнов. – Он протягивает визитку, в которой она признает копию той, что ей передал накануне вечером Эрни. Эту она не берет. – Все нормально, никаких чипов ГСП[49] или чего-то.

      Ойёй. Ебаный голос, звучный, перетренированный, фонит липой, как холодный звонок на факс. Она быстро зыркает искоса. К полтиннику, полночно-бурые ботинки, таково представление Элейн о симпатичной обуви, тренч с высоким содержанием полиэстера, еще с начальной школы как раз от такого рода субъектов все, включая ее саму, предупреждали ее держаться подальше. Поэтому, разумеется, начинает она с того, что ляпает.

      – Такая

49

Глобальная система позиционирования.